"Константин Паустовский. Исаак Левитан" - читать интересную книгу автора

загримированный прокурором, произнес обвинительную речь. Слушатели падали со
стульев от хохота. Николай Чехов изображал дурака-свидетеля. Он давал
сбивчивые показания, путал, пугался и был похож на чеховского мужичка из
рассказа "Злоумышленник", - того, что отвинтил от рельсов гайку, чтобы
сделать грузило на шелеспера. Александр Чехов - защитник - пропел
высокопарную актерскую речь.
Особенно попадало Левитану за его красивое арабское лицо. В своих
письмах Чехов часто упоминал о красоте Левитана. "Я приеду к вам, красивый,
как Левитан", - писал он. "Он был томный, как Левитан".
Но имя Левитана стало выразителем не только мужской красоты, но и
особой прелести русского пейзажа. Чехов придумал слово "левитанистый" и
употреблял его очень метко.
"Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас", - писал он в одном из
писем. Даже картины Левитана различались, - одни были более левитанистыми,
чем другие.
Вначале это казалось шуткой, но со временем стало ясно,, что в этом
веселом слове заключен точный смысл-оно выражало собою то особое обаяние
пейзажа средней России, которое из всех тогдашних художников умел передавать
на полотне один Левитан.
Иногда на лугу около бабкинского дома происходили странные вещи. На
закате на луг выезжал на старом осле Левитан, одетый бедуином. Он слезал с
осла, садился на корточки и начинал молиться на восток. Он подымал руки
кверху, жалобно пел и кланялся в сторону Мекки. То был мусульманский намаз.
В кустах сидел Антон Чехов со старой берданкой, заряженной бумагой и
тряпками. Он хищно целился в Левитана и спускал курок. Тучи дыма разлетались
над лугом. В реке отчаянно квакали лягушки. Левитан с пронзительным воплем
падал на землю, изображая убитого. Его клали на носилки, надевали на руки
старые валенки и начинали обносить вокруг парка. Хор Чеховых пел на унылые
похоронные распевы всякий вздор, приходивший в голову. Левитан трясся от
смеха, потом не выдерживал, вскакивал и удирал в дом.,
На рассвете Левитан уходил с Антоном Павловичем удить рыбу на Истру.
Для рыбной ловли выбирали обрывистые берега, заросшие кустарником, тихие
омуты, где цвели кувшинки и в теплой воде стаями ходили красноперки. Левитан
шепотом читал стихи Тютчева. Чехов делал страшные глаза и ругался тоже
шепотом, - у него клевало, а стихи пугали осторожную рыбу.
То, о чем Левитан мечтал еще в Салтыковке, случилось, - игры в горелки,
сумерки, когда над зарослями деревенского сада висит тонкий месяц, яростные
споры за вечерним чаем, улыбки и смущение молодых женщин, их ласковые слова,
милые ссоры, дрожание звезд над рощами, крики птиц, скрип телег в ночных
полях, близость талантливых друзей, близость заслуженной славы, ощущение
легкости в теле и сердце.
Несмотря на жизнь, полную летней прелести, Левитан много работал. Стены
его сарая - бывшего курятника - были сверху донизу завешаны этюдами. В них
на первый взгляд не было ничего нового - те же знакомые всем извилистые
дороги, что теряются за косогорами, перелески, дали, светлый месяц над
околицами деревень, тропки, протоптанные лаптями среди полей, облака и
ленивые реки.
Знакомый мир возникал на холстах, но было в нем что-то свое, не
передаваемое скупыми человеческими словами. Картины Левитана вызывали такую
же боль, как воспоминания о страшно далеком, но всегда заманчивом детстве.