"Константин Паустовский. Исаак Левитан" - читать интересную книгу автора

Но Левитан был беден, почти нищ. Клетчатый пиджак протерся вконец.
Юноша вырос из него. Руки, измазанные масляной краской, торчали из рукавов,
как птичьи лапы. Все лето Левитан ходил босиком. Куда было в таком наряде
появляться перед веселыми дачниками!
И Левитан скрывался. Он брал лодку, заплывал на ней в тростники на
дачном пруду и писал этюды, - в лодке ему никто не мешал.
Писать этюды в лесу или в полях было опаснее. Здесь можно было
натолкнуться на яркий зонтик щеголихи, читающей в тени берез книжку Альбова,
или на гувернантку, кудахчущую над выводком детей. А никто не умел презирать
бедность так обидно, как гувернантки.
Левитан прятался от дачников, тосковал по ночной певунье и писал этюды.
Он совсем забыл о том, что у себя, в Училище живописи и ваяния, Саврасов
прочил ему славу Коро, а товарищи - братья Коровины и Николай Чехов - всякий
раз затевали над его картинами споры о прелести настоящего русского пейзажа.
Будущая слава Коро тонула без остатка в обиде на жизнь, на драные локти и
протертые подметки.
Левитан в то лето много писал на воздухе. Так велел Саврасов. Как-то
весной Саврасов пришел в мастерскую на Мясницкой пьяный, в сердцах выбил
пыльное окно и поранил руку.
- Что пишете! - кричал он плачущим голосом, вытирая грязным носовым
платком кровь.-Табачный дым? Навоз? Серую кашу?
За разбитым окном неслись облака, солнце жаркими пятнами лежало на
куполах, и летал обильный пух от одуванчиков, - в ту пору все московские
дворы зарастали одуванчиками.
- Солнце гоните на холсте - кричал Саврасов, а в дверь уже
неодобрительно поглядывал старый сторож - "Нечистая сила". - Весеннюю
теплынь прозевали! Снег таял, бежал по оврагам холодной водой, - почему не
видел я этого на ваших этюдах? Липы распускались, дожди были такие, будто не
вода, а серебро лилось с неба, - где все это на ваших холстах? Срам и
чепуха!
Со времени этого жестокого разноса Левитан начал работать на воздухе.
Вначале ему было трудно привыкнуть к новому ощущению красок. То, что в
прокуренных комнатах представлялось ярким и чистым, на воздухе непонятным
образом жухло, покрывалось мутным налетом.
Левитан стремился писать так, чтобы на картинах его был ощутим воздух,
обнимающий своей прозрачностью каждую травинку, каждый лист и стог сена. Все
вокруг казалось погруженным в нечто спокойное, синеющее и блестящее. Левитан
называл это нечто воздухом. Но это был не тот воздух, каким он
представляется нам. Мы дышим им, мы чувствуем его запах, холод или теплоту.
Левитан же ощущал его как безграничную среду прозрачного вещества, которое
придавало такую пленительную мягкость его полотнам.
Лето кончилось. Все реже был слышен голос незнакомки. Как-то в сумерки
Левитан встретил у калитки своего дома молодую женщину. Ее узкие руки белели
из-под черных кружев. Кружевами были оторочены рукава платья. Мягкая туча
закрыла небо. Шел редкий дождь. Горько пахли цветы в палисадниках. На
железнодорожных стрелах зажгли фонари.
Незнакомка стояла у калитки и пыталась раскрыть маленький зонтик, но он
не раскрывался. Наконец он раскрылся, и дождь зашуршал по его шелковому
верху. Незнакомка медленно пошла к станции. Левитан не видел ее лица, - оно
было закрыто зонтиком. Она тоже не видела лица Левитана, она заметила только