"В.Пашинин. Кузовок" - читать интересную книгу автора

бездорожном краю, - вот где проходят их пути. И время для походов стараются
подобрать такое, что уж если жара - то адова, если дожди - то беспросветные.
В хорошую же погоду у десантников начнутся форсированные марши, когда
километров пять бежишь, километров пять дух переводишь, и в такой
последовательности, да еще с преодолением водных рубежей на так называемых
подручных средствах (а это значит: ныряй с ходу, если подвернулось под руку
какое-никакое бревнышко, на котором можно хоть автомат пристроить, то
считай, что тебе крупно повезло), оставишь за спиной политые ручьями пота
десятки километров.
Ну, а когда стоят совсем уж расчудесные, прямо-таки курортные дни,
тогда десантникам выдадут по сухарю, отмерят на карте замкнутый кружок
километров на сто пятьдесят, и хочешь - в сутки промчись, хочешь - улиткой
неделю ползи, уже ни крошки, ни маковой росинки не получишь.
А чтобы сердобольные русские женщины, испокон веков встречающие войско
с хлебом и колодезной водой, крынками молока и картошкой в мундире, не
вводили солдат в соблазн, заставляя глотать пыльную слюну пересохшим горлом,
дорожка будет выбрана такая, что на ней живой души не попадется.
Трудно? Очень. Подчас безумно трудно. И бывает, закачается в маршевом
строю солдат, завалится на соседа, и если светло, то видно, как высыплют
градины пота на вдруг побледневшем, заострившемся лице. Подхватив под руки,
проведут немного. Отдышится - значит, пойдет дальше сам. Нет - положат на
обочине, а если шли чащобой, вышлют посыльных к дороге. Где-то неподалеку,
но так, чтобы не быть на виду и не мозолить глаза, вслед за солдатами
движутся санчасти с повозками, машинами с красным крестом.
Удивляться здесь не надо. "Тяжело в ученье - легко в бою" - это знали
еще суворовские чудо-богатыри, а их потомкам-пехотинцам, да еще крылатым,
маневров и трудов намного прибавилось... Нужно ли пояснять, что точно такие
же походы, точно такие же марш-броски в непогоду, в ночную темь, когда хоть
таращь до боли глаза, хоть зажмурь их - все равно ни зги не видно, - стали
обычными в жизни разведчиков. Им даже побольше прибавили, хотя вроде больше
уже и некуда, и путаных маршрутов, и непролазных мест.
В путь обычно выступали ночью, как водится, по тревоге. В армии не
терпят долгих сборов и раскачки. Каждый раз, отдавая команду поднять роту,
капитан Грачев испытывал незнакомое доселе желание оттянуть ее, отсрочить
хотя бы до рассвета. Даже не входя в теплую землянку, он будто наяву видел,
как в своем уголке, теперь сплошь застланном и завешанном плащ-палатками,
чтобы не кололи снизу подсыхающие ветки, не сыпался из щелей между бревнами
песок, спит, свернувшись калачиком, Сережа. Ему никто не мешает. Уже на
вторую ночь солдаты устроили между ним и Пахомовым нечто вроде барьера.
- Чего доброго, сонно взмахнет наш крылатый биндюжник ручкой - и
Кузовку крышка, - сказал тогда Володкин.
Он был горазд на неожиданные словечки и сравнения; в роте на них
внимания не обращали, но тут и вывод тотчас сделали (доску поперек нар
приколотили), и "Кузовок" всем пришелся по душе. В самом деле: "Сережа",
даже "Сергей" было что-то совсем не армейское, а "товарищ Кузовков" ни у
кого, кроме командира роты, не выговаривалось, хотя солдаты даже и не
подозревали, насколько легче и проще было бы Грачеву это всем полюбившееся
"Кузовок".
В ту минуту, когда бойцы, набросив одежду и застегиваясь, затягиваясь
ремнями уже на бегу, пулей вылетали из землянки, Грачев стоял над обшитым