"Еремей Иудович Парнов. Ларец Марии Медичи ("Следователь В.К.Люсин" #1) " - читать интересную книгу автора

просветленными объективами и блендами фотограф.
Люсин обменялся с сотрудником посольства крепким рукопожатием и
представил ему присутствующих. Прислушиваясь к своей красивой, уверенной
речи, он ввернул даже один столичный оборот, с которым познакомился на
просмотре фильмов последнего Каннского фестиваля. Дипломат это явно оценил.
- Вы превосходно знаете наш язык, господин Люсин, - поклонился он и
вдруг продолжил по-русски: - Ну что ж, начнем, пожалуй?
- Ключ, - сказал Люсин и протянул администратору раскрытую ладонь.
Тот осторожно опустил в нее тяжелую грушу.
Непринужденным жестом Владимир Константинович пригласил всех
проследовать по коридору. Пропустив дипломата, мадам и Женевьеву, тихо
спросил администратора:
- Что-то они у вас такие тяжелые?
- Чтоб постояльцы в карманах не таскали, - жарко шепнул тот в самое
ухо.
- Умно придумано, - хмыкнул Люсин. - Вы задержитесь тут, в холле, и
проследите, чтоб нам не мешали. Ладно?
Администратор разочарованно склонил голову набок.
- Посидите немножко с Витей, - попросил Люсин. - Я вижу, он еще не
уехал, - кивнул он на топтавшегося перед лифтами официанта.
С озабоченным лицом зашагал он по красной ковровой дорожке мимо
отделанных под орех дверей, почти касаясь лысиной низкого, пылающего
люминесцентными трубками потолка. Вся компания почтительно ждала его у двери
1037-го номера. Фотограф, прижав к уху японскую вспышку, выслушивал, есть ли
в ней ток. Вспышка явно не жужжала.
Люсин повернул ключ и распахнул дверь. В номере был полумрак. Нашарив
выключатель, он зажег свет, который включился не сразу, а нарастающими
конвульсивными всполохами. "Дроссель плохо контачит", - отметил он и
пригласил представителя посольства первым проследовать в номер. Затем он
предложил мадам и Женевьеве Овчинниковой задержаться у входа, пока фотограф
произведет съемку. Когда все было сделано, он усадил дам в глубокие огненные
кресла и приступил к детальному осмотру вещей. Предстояла большая канитель,
увенчать которую должны были опись вещей и протокол осмотра. И один только
Бог знал, пригодится ли хоть что-нибудь из этого для нужд следствия.
В стенном шкафу стоял легкий кожаный чемодан. Наклейки гостиниц,
кемпингов, мотелей. Возможно, хозяин водил автомобиль.
Чемодан был не заперт. Люсин положил его на стол и раскрыл. Серый,
исландской шерсти свитер, рубашки, галстуки, пара замшевых перчаток,
какая-то легкая курточка, два ящичка гаванских сигар "Корона коронас"
(куплены, очевидно, в Москве, благо дешевы), электрогрелка и другие мало о
чем говорящие вещи. Другое дело нейлоновая, на молнии папка. Ее следует
осмотреть особо.
Люсин уложил вещи обратно в чемодан и опустил крышку. Рядом на
полированной поверхности стола осталась только папка и маленькая сафьяновая
коробочка. Он повертел, повертел ее и, нажав незаметно на какой-то потайной
гвоздик, раскрыл. Вид у Люсина при этом был такой, словно он чему-то
неожиданно удивился.
Коробочка была выложена серым лоснящимся атласом, на котором тяжелым
лиловым светом переливался золотой аметистовый перстень. На внутренней
стороне его было вырезано имя "Гвидо". Люсин вытащил перстень и,