"Еремей Парнов. Проснись в Фамагусте (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

"Всепоглощающий свет", отчетливо вырисовывался в пустоте медно-зеленых
небес и, по мере приближения, все более походил на некрополь, где вечным
сном почивали неведомые полубоги. И под стать ему была неправдоподобная
перспектива, пробуждавшая глухую струну атавистической памяти. В зените
незрелым арбузным семечком отрешенно белела луна, а над цепью хребтов
пылали предзакатным накалом четыре одинаково страшных солнца, бесконечно
преломляясь и жестко дробясь в ледяных плоскостях.
Было на удивление тихо. Безжизненно свисали с шестов молитвенные
флаги, и бабочки, раскрыв крылья, как бы намертво прилипли к лиловым
лепесткам первоцвета. Шевельнулось смутное желание по обычаю шерпов
пропеть благодарственную мантру или, встав на колени, громко, от всей души
выругаться.
Испытывая непонятное беспокойство, Макдональд сбросил рюкзак и присел
в сторонке на камень с вездесущим тибетским заклинанием
"ом-мани-пдмэ-хум", обращенным к милостивому бодхисатве с одиннадцатью
головами и четырьмя парами рук, всегда готовых прийти на помощь бьющемуся
в тенетах иллюзий человеческому существу. Отсюда форт не был виден, и
путника тоже нельзя было увидеть из его узких, затененных карнизами окон.
Тронув щетину на изъязвленном, покрытом запекшимися корками лице,
Макдональд окинул себя критическим оком. Рубашка под оранжевой штормовкой,
некогда голубая, а ныне потемневшая от копоти и вся в кровавых отметинах,
оставленных пиявками туманного леса, походила на тряпку, которой художник
вытирал свои кисти, а ботинки и особенно гетры, раскиснув от влаги,
обильно обросли колючками. Оставалось лишь надеяться на то, что жители
"Всепоглощающего света" уже встречались в своей жизни с альпинистами,
наводнившими в последние годы девственные просторы "Махалангур-Гимал"*. В
противном случае его примут за волосатого, насылающего несчастья "тельму"
и забросают каменьями.
_______________
* Дословно: "Горы снежного человека".

Макдональд развязал рюкзак, посаженный на жесткую раму. Достав
завернутый в фольгу кусок шоколада, он без особой охоты погрыз горькое,
насыщенное питательными жирами полено, затем вынул портативную рацию
системы "Шарп", бережно упрятанную между свернутым спальным мешком,
утепленным пухом гагары, и одиночной палаткой.
Не успел он включить тумблер питания, как в наушничке завыли бури и
заскрежетала жесть. Видимо, наименование "Всепоглощающий свет" оказалось
пророческим. Радиоволны поглощались тут почти на всех диапазонах. В те же
короткие мгновения, когда кое-как удавалось наладить обмен, без которого
немыслим современный альпинизм, включалась, причем с точностью хронометра,
эта самая скрежещущая помеха и все тонуло в невыразимом хаосе. Казалось,
вырастала металлическая стена, более высокая, чем сами Гималаи, о которую
разбивались молящие голоса, погребенные лавиной раздробленной, утратившей
какой бы то ни было смысл морзянки.
Миникомпьютер, хотя в этом уже не было особой необходимости,
автоматически соединившись с коммуникационным спутником, взял пеленг. На
панели недобро замигал рубиновый огонек. Можно было не проверять -
источник помех работал где-то за перевалом, который, согласно всем
сезонным таблицам, уже должен был открыться для движения, но пока пребывал