"Тим Паркс. Дорогая Массимина (Дорогая Массимина #1) " - читать интересную книгу автора

Когда пытаешься выразить свои чувства, это всегда возбуждает.
То новая улыбка, то новая мысль...
А позже, когда мне исполнилось пятнадцать, и я все-таки занялся своей
внешностью - обливался лосьоном после бритья (совсем как Грегорио!), целыми
днями причесывался и ходил, выпятив грудь и подтянув зад, - ты вдруг
обозвал меня педрилой и маргариткой. (Ну почему именно это невинное слово
звучит так обидно?) Впрочем, у меня в любом случае не было шансов завоевать
твое расположение.
Разумеется, в конечном счете вопрос сводился к обретению
индивидуальности. Кто он? Отличник и трудолюбивый маменькин сынок,
карьерист, научившийся ловко лизать зад и заполнять всевозможные анкеты,
жаждущий вырваться из паутины бедного лондонского района и лап левака отца
на кембриджские лужайки, утопающие в цветах и шампанском с креветками? Или
же отверженный и презренный тип, гонимый и обреченный на вечное одиночество
(от Лондонского управления образования хотя бы та польза, что знаешь эти
слова), преисполненный решимости мстить всем и вся?..
Месть, папа, месть. Потому что...
В нем обитали оба этих Морриса, и ужиться им было непросто.
Потому что... ты был прав, говоря, будто я уткнулся в землю. По
крайней мере, в иносказательном смысле. (Хотя думаю, я стою на земле
гораздо более прямо, чем ты сам.) Я поверил, будто английское общество
воздает по заслугам. Я учился, чтобы выбраться из нищеты, чтобы пробиться
наверх. Вырваться из нашего сраного дома, сбежать с нашей вонючей улицы.
Подальше от бездельников дружков, что наливаются пивом, пердят и пуляют
свои задроченные дротики. Но если б я поднял голову, то понял бы, что могу
учиться хоть до Судного дня, но так и не выберусь из этого дерьма.
Моррис невидяще смотрел перед собой. В простыни набилось столько
песка, что постель напоминала наждачную бумагу, но от одной мысли постирать
их наваливались тоска и почти физическое утомление. Горничную, вот кого
надо завести. Или жену? Он криво улыбнулся, успев подумать: не та ли это
новая улыбка, которую он видел у себя в ванной? А, может, лучше завести
мамочку?
Помнишь, когда умерла мать, ты сказал, что мне надо идти работать, а
не протирать штаны над книгами, словно какой-нибудь педрила...
Нет, не то... Тон не тот. Он позволил себе сбиться, уклониться в
сторону. Надо развить мысль о том, как он шел по жизни, уставившись в
землю. Сосредоточенность, не хватает сосредоточенности...
Моррис отмотал кассету назад и снова включил диктофон. Как приятно
лежать на животе в зеленой хлопчатобумажной пижаме.
Я стыдился тебя. Я...
О боже.
Мать понимала. Мать...
Нет, к черту мать! Да и не понимала она ни хрена со своей дурацкой
набожностью. Мать, как сознавал сейчас Моррис, поддерживала его тягу к
учебе только потому, что считала ее некой добродетелью (должно быть, учеба
в ее представлении была связана с умерщвлением плоти), следовательно книги
имели отношение к религии, ее главному оружию в войне против отцовского
пьянства. Если разобраться, их борьба за его будущее мало чем отличалась от
споров, в какой цвет выкрасить дверь в сортире. Или от дискуссии: заняться
ли нынче сексом.