"Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви" - читать интересную книгу автора (Мельников Федор Евфимьевич)

В преддверии свободы.

Всякая свобода, тем более религиозная, дается нелегко, лишь после больших усилий и многих страданий. Путь к ней очень длинен и весьма тернист. Сколько раз она провозглашалась в России и как быстро после сего она меркла и без боя уступала свое место всякому гнету, притеснениям, гонениям и всякой несправедливости. Тираны не выдерживают ее яркого света и в таком случае или сами слепнут от нее и гибнут, или гасят этот свет и губят свободу.

"Освободительное" царствование Александра II закончилось, как мы видим, весьма печально. Наступило царствование Александра III, над великой страной сгустились сумерки реакции. Но старообрядцы и в это время продолжали верить и надеяться, что им, как верным сынам своего отечества и своего государя, даст правительство хотя какое-нибудь облегчение в их тягостном религиозном положении. К несчастью всей страны, на ее внутреннюю политику имел роковое влияние тогдашний обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, страшно ненавидевший старообрядцев и в особенности - старообрядческую иерархию. В течение всего царствования Александра III (1881-1894 гг.) и полцарствования Николая II (1894-1905 гг.) этот "временщик" неустанно и упорно вел политику гнета и преследования старообрядчества. Он был фактическим и "всесильным" главой господствующей церкви и распоряжался в ней, как в своем поместье: она шла на его поводу, отчего положение старообрядцев становилось тягостнее, невыносимее, потому что на местах все духовное начальство жило и дышало духом победоносцевщины.

В правительственных сферах, однако, сознавали многие государственные умы, вопреки Победоносцеву, что нужно все-таки как-то урегулировать религиозную жизнь многих миллионов русских людей, именуемых старообрядцами, что какой-то закон для них необходимо создать и издать. Да такой закон необходим и самому правительству и всему государству. И такой закон с первых же годов нового царствования начал подготавливаться. Победоносцев всячески старался, чтобы никакого закона не было издано для признания самого существования старообрядчества, по его терминологии - "раскола". По его заказу была написана проф. Н. Субботиным и самим обер-прокурором Синода напечатана в Санкт-Петербурге в синодальной типографии специальная брошюра "О сущности и значении раскола в России" (1881 г.). Она предназначалась главным образом для правительственных кругов. В ней решительно требовалось: "Русское правительство не должно признавать и ограждать законом существование раскольников, напротив, должно подвергнуть их суду". До дикости наглое требование - признать миллионы русских людей преступниками и судить их, как уголовных злодеев, вызвало сильный протест в тогдашней, во многом еще стесненной печати. Выступил в ней и знаменитый философ Вл.С. Соловьев. "Преемники низложенного патриарха Никона, - писал Владимир Сергеевич в аксаковской "Руси", - решительно пошли по его следам, умножая кровавые гонения на старообрядцев. Вскоре формы этих гонений смягчились, но и смягчение это произошло по почину не церкви, а светской власти. Когда затем Петр III, Екатерина II, Александр I и Александр II по личным побуждениям человеколюбия и веротерпимости все более и более ослабляли религиозные преследования, иерархия не только не руководила ими в этом, но и задерживала их добрые начинания, ревниво охраняя латинское начало принуждения в делах веры и совести. Иерархи русской церкви, - внушает им Соловьев, - сами должны ходатайствовать перед светским правительством об отмене всех утеснительных законов и мер против старообрядцев"[397]. Сам редактор "Руси" добавил к этому: "Требование свободы совести или искренности в деле верования, свободы Богослужения и прекращения всякого внешнего насилия, особенно же уголовных преследований за религиозные убеждения - вполне согласно с духом евангельским, вполне истинно, вполне право, кем бы и где бы оно возглашено ни было".

Ни печать, ни общественное мнение, ни государственные мужи, ни государственная польза и законная необходимость не могли воздействовать на синодского обер-прокурора. Закон о старообрядцах, хотя и появился на свет Божий, спустя два года, подписанный и утвержденный государем 3 мая 1883 г., но далеко не в том виде, как он был предварительно отредактирован Государственным Советом. В предварительной редакции введено было наименование "старообрядцы"; объявлялось "распечатание церквей и часовен, равно открытие монастырей и скитов старообрядческих, прежде закрытых во всей России"; дозволялось строить новые церкви и часовни с колокольнями при них; "при погребении умерших старообрядцев дозволялось предношение икон, хоругвей и крестов в сопровождении архиерея или священника" в соответствующем облачении и с "пением Святый Боже и других песнопений заупокойных"; разрешалось "старообрядцам заводить общественные начальные школы", а окончившим гимназический или университетский курс занимать преподавательские должности во всех учебных заведениях, включая университеты; "дозволяется старообрядцев производить за их заслуги из простых рядовых в высшие дворянские чины". Все эти права, разрешения и дозволения ни в какой степени не вошли в майский закон, утвержденный государем и распубликованный для пользования и руководства. В нем сохранилась ругательная и обидная кличка "раскольники". О школах, о преподавательских должностях, о производстве в чины, о существовании у старообрядцев иерархии даже намека не осталось - все это было дочиста выкорчевано из прежнего законопроекта. По новому закону старообрядцам разрешалось лишь:

а) иметь паспорта "на отлучки внутри империи";

б) "производить торговлю и промыслы";

в) "вступать в иконописные цехи";

г) "занимать общественные должности...волостного старшины или его помощника" и то лишь "с утверждения надлежащих властей";

д) "творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужение";

е) "исправлять и возобновлять принадлежащие им часовни и другие молитвенные здания, пришедшие в ветхость", но без всякой перемены наружного вида, притом всякий раз с разрешения губернатора или начальника области;

ж) распечатание молитвенных зданий, но на каждый случай с особого разрешения министра внутренних дел и при "предварительном сношении с обер-прокурором св. Синода"; "распечатание же монастырей и скитов не допускается";

з) в тех случаях, когда значительное население старообрядцев не имеет никаких молитвенных зданий, - "с разрешения министра внутренних дел, обращать для общественного богомоления существующие строения", но наблюдать, чтобы они не имели внешнего вида "православного храма";

и) при погребении умерших [дозволять] предношение иконы, а на кладбище творение молитвы с пением, но без употребления церковного облачения.

Вот и все "права", которые признаны были за старообрядцами законом 3 мая 1883 г. Собственно, никаких прав не было дано, узаконивалась лишь зависимость всего старообрядчества от усмотрения министра внутренних дел, обер-прокурора Синода и местных губернаторов или начальников областей. Но многомиллионный русский народ был рад и этому, ему разрешалось законом (подумать только - законом!) молиться Богу в своей родной стране, не публично, конечно (Боже, сохрани!), а в наглухо закрытых помещениях, нести икону за своими покойниками, а на кладбище - это обыкновенно за городом - спеть даже "Святый Боже" и, кроме того, иметь паспорта, чем всегда пользовались в той же России даже бродяги. Для старообрядцев это было узаконено лишь в 1883 г. Как же не радоваться такому "благу". К изложенным статьям было еще добавлено, что старообрядческие требоисправители "не подвергаются за сие преследованию", но за ними "не признается духовного сана или звания" и строго воспрещается "публичное оказательство раскола", под каковым разумеются крестные ходы, публичное ношение св. икон, облачений и "раскольническое пение на улицах и площадях". Под "раскольническим" пением понимались не так называемые "бесовские" песни - пьяные, разнузданные, с похабщиной: это пой, сколько хочешь, а церковные песнопения, коими прославляется Бог, Пресвятая Богородица и все небесное, святое и чистое. Изложенный закон нелицемерно и правдиво свидетельствует о жутком положении старообрядцев в России в то, не совсем далекое от нас, время. Но жизнь тогдашняя многочисленными своими фактами рисует еще более мрачную картину этого положения. Из многочисленных старообрядческих храмов и молитвенных домов, отобранных от старообрядцев по всей России и запечатанных, ни один не был возвращен старообрядцам или распечатан, что разрешалось сим законом. Зато сколько новых старообрядческих молитвенных домов было закрыто, ограблено и отобрано уже после [выхода] этого же закона. Мы не можем в "Краткой истории" приводить все эти факты, многие из них были в свое время оглашены в старообрядческой заграничной печати[398]. Выше мы сообщали о возмутительном факте сожжения нетленных тел старообрядческих священнослужителей - епископа Кавказского Иова и священника Григория, много лет покоившихся в старообрядческом монастыре "Обвалы", близ станицы Кавказской (Кубанской обл.). Совершил этот "подвиг" ставропольский миссионер архимандрит Исидор Колоколов, присланный из Петербурга уже после обнародования изложенного закона почти через тринадцать лет, а самый монастырь этот отобрал от старообрядцев со всем его достоянием - церковью, кельями, внутренним убранством, всею церковной утварью и пр. в феврале 1894 г., престарелых же иноков этой обители разогнал, а епископа Силуяна, жившего здесь, выслал в ст. Урюпинскую. Майский закон ничуть не защитил старообрядцев как от этого разгрома, так и от многих других. Как и в предыдущее царствование, и теперь продолжались налеты полицейских властей, преимущественно под командой православных священников и миссионеров, на старообрядческие молельни и часовни для их закрытия или ограбления и нередко во время самого богослужения, когда останавливали его с насмешками и кощунствами[399]. Наиусерднейшим гонениям подвергались старообрядческие священнослужители: их преследовали не только за исполнение духовных треб и за иерархические наименования, но и за одежду их (кафтаны, поддевки, казачки), за длинные волосы, даже за шляпы (рядили их в картузы), предавали их суду и всячески преследовали[400]. Разгоняли и закрывали старообрядческие школы, а преподавателей отдавали под суд; школы самые примитивные, в которых обучались дети лишь чтению церковных книг. Старообрядцы обрекались на безграмотность и темноту за неимением своих школ; а в казенных школах издевались над старообрядчеством и на уроках по Закону Божию старообрядческих детей-учеников подвергали насмешкам и опозорению, почему таковых школ и избегали старообрядцы[401]. Особенно тягостным было брачное положение старообрядцев. Закон о записи при полиции "раскольнических" браков, изданный еще в 1874 г., оказался мертвым: им старообрядцы не могли воспользоваться не только потому, что они не хотели и не могли вопреки своей совести и верованию именовать и признавать свои браки "раскольническими", но и потому, что в эти брачные книги могли быть внесены лишь такие старообрядцы, которые докажут, что они никогда не принадлежали к "православной" церкви. А доказать это никак нельзя было так называемым незаписным старообрядцам, а их-то большинство в старообрядчестве - миллионы людей. "Незаписными" считались те старообрядцы, которые в Петровское время, когда требовалось объявить себя и записаться "раскольниками", не сделали такого объявления и не записались в "раскол": так они и остались числиться "православными" казенными христианами, но не только они, но и дети их, и внуки, и правнуки - во всех последующих поколениях, включительно до русской революции, хотя ни сами родители, ни дети их, ни внуки, ни правнуки никогда не состояли в "православной" церкви, а родились и крестились в старообрядчестве и здесь принимали все таинства, здесь молились, здесь и умирали. Но беда в том, что никто не в силах был вычеркнуть их из записи "православных" и перевести в списки "раскольников", и браки таковых лиц нигде нельзя было записать: ни в метрических книгах "православных" приходов, потому что они там не совершены, ни в полицейских "раскольнических" записях, потому что врачующиеся считаются "православными". А отсюда, из такого безбрачного положения следовали нередко всякого рода трагедии: семейные, наследственные, имущественные, судебные и другие. Положение было ужасное, и не было никакого выхода из него. В некоторых губерниях сами полицейские управления ходатайствовали перед духовными консисториями разрешить им записывать в брачные книги тех "раскольников", которые хотя и числятся "православными", но в действительности о которых достоверно известно, что они и родились, и крестились в "расколе", и что даже родители их были раскольниками. Но консистории на такие ходатайства отвечали отказом и разъясняли, что "ни церковная власть, ни гражданская уклоняющихся в раскол не признают раскольниками, а признают заблуждающимися чадами православной церкви, следовательно, и дети их, родившиеся во время уклонения их от церкви, не могут считаться раскольниками от рождения, хотя бы они и были крещены по раскольническому обряду. Крещение по раскольническому обряду не может дать законного права именоваться раскольниками тем, кои по закону должны быть крещены по обрядам церкви православной". Посему браки таковых лиц "признаются незаконными и недействительными" и "дети, рожденные от таковых браков, также не подлежат внесению в раскольнические метрические книги"[402]. Консистории предписывали православным священникам по всем приходам не выдавать удостоверения таковым старообрядцам, что они принадлежат к "расколу". Кроме того, они разъясняли, что над таковыми лицами, в случае их смерти, "воспрещается раскольникам погребение их по своим обрядам, а требуется, чтобы оно было совершено в православной церкви"[403]. Брачные трагедии порождали еще погребальные трагедии и прямо ужасы, а из них возникали новые и новые "преступления" и сердцераздирающие драмы. Сколько было старообрядческих священников привлечено к суду и осуждено за погребение таковых старообрядцев, как подлежащих "погребению по православному обряду"! Сколько было издевательств "православных" священников над таковыми покойниками, которых вытаскивали они с помощью полиции или пожарных из старообрядческих домов и даже церквей и тащили их для отпевания в свои церкви, не дав даже закончить старообрядческое погребение! А сколько было при этом душу раздирающих сцен: родственники не давали своего покойника в чужую церковь к чужим попам на посмешище - на какое-то кощунственное, ибо насильственное и притом над "раскольником" же, погребение, хватались за гроб с плачем, с рыданиями, воплями, а в это время полицейские по приказанию попов отталкивали их, били, ломали им руки. Боже мой! Каким страшным в такие моменты представлялось старообрядцам это "православие" с такими чудовищными насильниками, служителями его[404].

Но над старообрядцами совершались тогда, в то мрачное время после опубликования закона 1883 года, еще более чудовищные насилия: от родителей, числившихся "православными" отбирали их детей, чтобы воспитывать их по-православному, а самих родителей предавали суду за совращение детей в "раскол". По одному такому делу состоялись приговоры даже московского окружного суда и московской судебной палаты[405]. Но так как Сенат все-таки кассировал эти приговоры, то состоявшийся в 1897 г. в Казани миссионерский съезд постановил: "Просить правительство издать закон, на основании которого можно было бы отбирать детей у раскольников". А так как для воспитания сих детей требуются немалые расходы, то "преосвященнейший Рязанский Мелетий предложил конфисковать имения и имущество раскольников и не допускать их до ведения торговли и приобретения земли, домов и пр".[406] Такими требованиями казанского миссионерского съезда возмутился даже князь Мещерский, придворный реакционер. В своем "Гражданине" он писал: "На этот съезд созваны были самые лучшие представители церковной иерархии, самые усердные и самые просвещенные ревнители православия - и тогда говоришь себе: если при этом лучшем, отборном составе миссионерского съезда он мог беспрепятственно и с легким сердцем целый день посвятить на обсуждение таких мер, как отбирание детей и конфискация имущества старообрядцев, то что же должно происходить во имя интересов православия и в деле борьбы его с расколом и ересью в тех темных уголках Русской земли, где живут и действуют не лучшие и не отборные, а обыкновенные церковные люди?"[407]. Там происходили настоящие иродовы побоища во всех видах и всяких родов. Например, Смоленский и Дорогобужский епископ Никанор письмом от 22 октября 1896 г., за № 12400, предложил смоленскому губернатору "не допускать отдельных раскольнических кладбищ" и "иметь строгое наблюдение за раскольниками при рождении и при погребении, чтобы со стороны их не было отнюдь допускаемо отступление от установленных законом правил при совершении их обрядов"[408]. До таких мер не додумался и старый Ирод. Смоленский губернатор должен был, по сему преосвященному предложению, всех своих полицейских превратить в своеобразных акушеров, чтобы они на самом деле были точными исполнителями требований при "раскольническом" рождении и не допускали бы никаких уклонений от "установленных правил" рождения.

Такое отношение к старообрядчеству властей духовных и светских, когда в одном месте закрывают храмы и грабят церковное имущество, в другом - тащат умерших старообрядцев с пожарными и полицейскими в "православную" церковь для насильственного отпевания, в третьем - разрушают браки и семейную жизнь превращают в каторгу, в четвертом - отбирают от родителей их родных детей, в пятом - над самим рождением устанавливают строгий надзор, в шестом - вытаскивают из старых могил давно умерших старообрядческих священнослужителей, сооружают из их нетленных тел костер и кощунственно сжигают их - все это в некоторых старообрядческих "согласиях" в такой степени сгустило и без того отравленную атмосферу отношения к миру и ко всем этим гонителям, что когда была предпринята в 1897 г. всероссийская перепись, то пошли ужасающие разговоры и толки о "последнем времени" и о наступлении времен антихристовых, а самую перепись признали делом антихриста, уловляющего в свои сети всех записавшихся в нее. И вот под этим убийственным впечатлением в Тираспольских плавнях (близ г. Тирасполя Одесского округа) совершилось страшное событие, ужаснувшее весь мир: 25 старообрядцев и старообрядок добровольно замуровались живыми, одни из них в одном погребе, а другие были зарыты прямо в могилу, чтобы избежать этой антихристовой переписи. Все, конечно, погибли, некоторые даже с грудными детьми. Это было результатом именно гонений на старообрядцев. Никто и не подумал бы об антихристе и его коварных замыслах, если бы не было его гонительных дел и наступлений.

Потрясающее событие в Тираспольских плавнях, эти 25 погребенных заживо страдальцев, ужаснувшихся антихристовыми кознями, должны бы ударить по сердцу и по всем внутренним струнам властей - духовных и гражданских - с такой силой, чтобы они забыли в один миг все насильственные меры, применявшиеся ими к старообрядчеству, все действительно антихристианские к нему отношения и сразу же стали бы на путь евангельский, на путь мира, любви, братского прощения и взаимного понимания. Но случилось как раз обратное: вышеупомянутый миссионерский съезд в Казани собрался именно после тираспольской трагедии, взволновавшей весь мир и нимало не потревожившей эту толстокожую, непроницаемую, омертвевшую в своем гонительном упорстве среду. Мы уже видели, какие варварские постановления вынес этот съезд. Он, кроме того, постановил: "Воспретить раскольникам открывать школы для обучения своих детей и закрыть существующие и равно воспретить родителям и родственникам раскольников обучать своих детей грамоте" и "просить правительство о закрытии всех раскольнических молелен"[409]. Эти меры, как и другие, были продиктованы самим главой церкви, обер-прокурором Синода Победоносцевым. Он еще в 1892- 93 гг. в своем всеподданнейшем отчете проектировал: "Признавая соблазнительными открытые торжественные служения лжеархиереев австрийского толка с употреблением всех священнических облачений в моленных и особенно на Рогожском Кладбище, св. Синод находит полезным:

а) запретить лжеархиереям пребывание в Москве;

в) воспретить носить в моленных одежды, присвоенные священнослужителям;

г) не допускать устройства раскольнических храмов и

д) воспретить в Бессарабии публичное оказательство австрийской поповщинской секты"[410].

Таким образом, проектировалось совершенно отменить закон 3 мая 1883 г. и вернуться к мрачной эпохе николаевщины. В то же время, с своей стороны, проф. Субботин, имевший немалое влияние на самого Победоносцева, приводил как этого "временщика", так и самый Синод, а также и другие церковные верхи в ужас своими тревожными набатными сообщениями, что "раскол", несмотря ни на что растет, укрепляется и грозит потрясти до основания всю господствующую церковь. Особенно ужасал необычайный рост Белокриницкой иерархии. Как же не ужасаться, когда в самой Москве живет старообрядческий архиепископ Савватий, которому старообрядцы приобрели даже "приют" - домик на окраине столицы, на Апухтинке, где он и имеет свою убогую канцелярию. По этому поводу Субботин со сладостью вспоминает былые времена: "Мы помним время, когда Антоний (старообрядческий архиепископ), который был притом не чета Савватию, жил в Москве под постоянным страхом быть найденным и схваченным, укрывался в пустырях или в подмосковных раскольнических деревнях, не имел в Москве одного постоянного приюта и даже переодевался в чужое платье, чтобы только не быть узнанным. Теперь же и раскольнические попы свободно разгуливают по Москве в своих рясках или чуйках и сам их владыка живет открыто"[411], а этого не должно быть в православной России. Субботин бесстыдно требовал от правительства уничтожения Рогожского и Преображенского Кладбищ в Москве, ибо с уничтожением этих "единственных и важнейших теперь центров раскола" и самый "раскол ослабеет"[412]. Еще в больший ужас приводило число "расплодившихся в Москве раскольнических попов": стало их 17, да диаконов 8, тогда как "сам пресловутый Антоний служил без диакона, а попов в Москве было всего четыре"[413]. И вот Синод во главе с Победоносцевым предлагают государю, как это ясно из обер-прокурорского отчета, совершенно уничтожить старообрядческую иерархию, прекратить в старообрядчестве всякое совершение таинств церковных и прежде всего - Божественную литургию, ибо воспрещение употреблять облачение в старообрядческих храмах и вообще в закрытых зданиях есть прекращение всякого священнослужения, великого церковного освящения и всего священного, благодатного и спасительного. Миллионы русских древлеправославных благочестивых людей, по настоянию русской же синодальной власти, обрекались на какое-то бесцерковное, безыерархическое, безблагодатное и почти безбожное состояние. Такое пагубное состояние многомиллионного русского народа, именуемого старообрядчеством, не ужасало и ничуть не тревожило ни Синод, ни его главу Победоносцева: пусть будет в России лучше безбожие, чем старообрядческая иерархия. К такому именно положению направлены были все усилия синодальной власти, все ее мероприятия и все замыслы в борьбе с старообрядческой древлеправославной Церковью и ее законной иерархией.