"Анастасия Парфенова. Сестра моего брата" - читать интересную книгу автора

заняться. А серая неясыть по имени Дарья хочет домой. К пледу, к книжкам и
другу-компьютеру. К брату, который не смотрел бы на нее, точно на липкую,
дурно пахнущую субстанцию, непонятно как оказавшуюся под его ботинком.
Жаль, что мое мнение на этот счет никого не интересует.
Дама Аламандин изящно поднимает затянутую в охотничью перчатку руку, и
я приземляюсь на ее запястье, несколько раз бью крыльями, чтобы удержать
равновесие. Зов вспыхивает последней вспышкой боли и исчезает, растворяясь в
глубинах моего тела. До следующего раза.
- Ты опоздала, - серебристым голосом говорит хозяйка, легко касаясь
перьев на моей спине. - Опять.
Я разворачиваю голову так, как это умеют только совы - почти на сто
восемьдесят градусов. Она в последний момент успевает отдернуть пальцы, и
мой клюв щелкает вхолостую. Послушной и воспитанной зверушкой я не была
никогда.
Аламандин смеется, запрокидывая увенчанную тяжелой прической голову, и
в воздухе раскаленным золотом растекается ее искреннее веселье. Волосы моей
хозяйки темны, а кожа столь светла, что кажется почти прозрачной. Тонкие
жилки вен чуть ли не сияют пульсирующей в них магией, создавая вокруг нее
ореол обманчивой хрупкости. Раскосые глаза ее цвета камня, который дал ей
внешнее имя, но из драгоценностей моя госпожа предпочитает прозрачные,
исполненные внутреннего света слезинки, бриллиантов.
Хозяйка моя не принадлежит к высшей знати: единственный титул
Аламандин - рыцарство, пожалованное ей в последней крупной войне. Не знаю,
за что именно: это было за несколько столетий до моего рождения, а вопросами
я себя не особенно утруждаю. Честно говоря, мне просто страшно их задавать.
Сила дамы Аламандин сосредоточена в основном вокруг трав и растений, хотя
она так же изумительно умеет работать с кристаллами. При дворе моя госпожа
считается негласным специалистом по зельям и наркотикам, изменяющим сознание
и пленяющим разум иллюзиями. Не хочу
думать, как именно ее умения можно превратить в оружие массового
уничтожения. И того, что мелькало в интригах и дуэлях двора, более чем
достаточно. Если бы высокую даму не забавляли мои попытки бунтовать, она
давно бы могла убедить меня в чем угодно и добиться сколь угодно рабской
покорности. Однако же метанья глупого птенца почему-то развлекают госпожу, а
фейри мало что ценят превыше возможности развеять скуку. И мне предоставлена
иллюзия свободы.
Относительной, разумеется. Время от времени поводок дергают и смотрят,
как я бьюсь в затягивающейся все туже и туже удавке. Вот, например,
сегодня...
- Его высочество изволит быть хмурым в эту прекраснейшую из ночей, -
раздается сдержанный, чуть хрипловатый голос, от которого перья на моей
спине встают дыбом. Причем отнюдь не от страха. Сэр Шерессан, Властелин
Дальних Ветров (чем бы они, эти ветра, ни отличались от всех остальных
сквозняков), оказывает подобное воздействие на женщин. Вне зависимости от
того, в каком физическом теле они в данный момент обитают.
- Настроения принца легки, точно Туман на перевалах. - Дама Аламандин
не поворачивается к нобилю, держащему на запястье беркута, но даже затылком
своим умудряется передать впечатление, что уж она-то знает и чем вызвана
хандра его высочества, и как использовать ее к собственной выгоде. - Они
мерцают и изменяются. Но горы остаются прежними.