"Ян Парандовский. Эрос на Олимпе " - читать интересную книгу автора

когда смерть призвала того, превратил его в виноградную лозу. И с тех пор,
когда пьет сок, выжатый из виноградных гроздьев, он словно пьет душу
возлюбленного.
Благосклонность богов приносит людям меньше счастья, чем это всем
кажется. Дочь афинского крестьянина Икария - Эригона* повесилась, и Дионис
поместил ее между звезд, где она блестит, как Дева. В момент смерти она не
была уже девой, ибо съела несколько виноградин с куста, в которой воплотился
сын Семелы: глотая сладкие ягоды, она наслаждалась богом и его семенем.
Аура, спутница охот быстроногой Артемиды, по воле Афродиты отдалась Дионису,
а родив близнецов, обезумела и ее еле оторвали от детей, которых она хотела
съесть. Дивную Берою, дочь Адониса, перехватил у Диониса Посейдон, и наш
господин должен был утешиться любовью Алфесибы, к которой явился в образе
тигра. Прекрасная Никая сопротивлялась ему до тех пор, пока речную струю, из
которой она пила, он не превратил в вино. Силен взглянул на миниатюрную
Наис. С головой, склоненной к его стопам, она заснула, убаюканная его
приятным голосом и диковинными рассказами. Ее маленькая головка не могла
вместить сразу столько новых знакомых. Но стоило ему замолчать, она очнулась
и с улыбкой сказала, что выслушала все.
______________
* Эригона - это имя я заимствовал из лаконичной, но выразительной
строки у Овидия ("Метаморфозы", VI): "Бахус соблазнил Эригону поддельной
виноградной гроздью".
О том, что подобные случаи бывали не только в древности, имеем
множество свидетельств. В более поздние времена, очевидно, это было делом
дьявола. Позволю себе привести один из таких рассказов, который словно
продолжает тему греческой мифологии.
Одна честная монашенка, которую ни в чем нельзя было заподозрить, разве
что в том, что не очень строго блюла суровые правила монашеской жизни и не
очень часто крестилась, ела однажды салат. Съев, почувствовала в себе
какое-то странное беспокойство, до сих пор не испытанное и не подобающее
одеждам, которые носила. Это беспокойство не ослабевало и особенно
усиливалось ночью, при свете луны, когда пахли цветы и пели соловьи. Через
какое-то время она познакомилась с одним юношей, которому доверилась в
весьма большой степени. А однажды ночью он приблизил уста к уху монашенки и
шепнул: "Знаешь ли ты, кто я такой?" Набожная девица простодушно отвечала,
что не знает, потому что до сих пор ей как-то не приходило в голову спросить
его об этом. Слова незнакомца были ужасны: "Я дьявол. А помнишь тот салат,
который тебе так понравился? Это тоже был я..." Этот случай приводит в своей
"Демономагии" Конард Горст, великий герцог гессенский.

Тем временем лагерь пробуждался. Солнце уже стояло высоко. Вакханки
тихо скрылись в чаще, чтобы там привести в порядок свои убранства. Сатиры
наполнили поляны шумным смехом. Пан, сидя под деревом, очищал луковицу.
Кентавры бесновались, играли друг с другом, стуча копытами. Оголодавшие
тигры слизывали запекшуюся кровь убитых животных. Силен вылез из-под своей
шкуры, выпил еще один кубок вина и пошел в шатер Диониса. Наис подобралась,
желая заглянуть за отдернутый занавес, но не заметила ничего, кроме красного
полусвета, который наполнял шатер.
Под вечер по велению Силена началась подготовка к походу. Выкатили
золотую колесницу, в которую впрягли шесть пар тигров, увенчанных цветами.