"Федор Панферов. Бруски (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

отошел к окну на ветерок.
В столовую вошла жена Сивашева, потом три сына - под плечо отцу,
девчата... Когда они расселись за столом, Сивашев отрекомендовал сыновей:
- Вот мои орлы. Гожи?
- Гожи. Скоро отцу пить дадут, - ответил Кирилл и посмотрел на Машу,
спрашивая ее глазами, так ли он ответил, и удивился тому, что обращается к
ней, а не к кому-нибудь другому.
- А этот кусок, - показывая на Кирилла, продолжал Сивашев, - железный
кусок, да заржавленный... Топор выходит, а? О-г-о-го! А ну-ка, мать, чайку
налей. - Он подвинул к самовару огромную пузатую чашку и, заметив, как
Кирилл осматривает ее, сказал: - Дивишься, чашки-де большие. Нам других
нельзя иметь, мать замучим: ей только наливай, а эту нальет и спокойна.
За завтраком у них и разгорелся спор. Сивашев временами останавливался,
щурил большие глаза и, скрывая на репчатом лице усмешку, выкрикивал:
- Голова у тебя не на месте. Да, да, право слово, не на месте. Голова
умная, а дураку дана... Ты не обижайся.
Кирилл напрягал все силы, доказывая, что с деревней ничего сделать
нельзя, порывался рассказать про то, как он, желая показать мужикам "путь к
здравой жизни", корчевал пни на Гнилом болоте и как потом ему самому
довелось бежать на завод.
- Мужик - зверь... Зверь, - говорил он. - Каждый норовит только себе.
Ему и милиция не нужна, и власть не нужна, а был бы кто-нибудь такой, кто и
налоги бы с него не брал, и его бы охранял, дозволяя ему своего же соседа
обворовывать. А ты хочешь мужика в одну кучу стянуть... Не выйдет.
Сивашев широко открывал рот, дожидался, когда Кирилл кончит, и бухал:
- Ты голову, молодец, где потерял? Пришел на завод к пролетариату, и
ему же говоришь: "Зря ты, пролетариат, в руки власть взял - все равно тебя
мужик съест с потрохами".
- Этого не говорю, - злился Кирилл, - этого не говорю.
- Ого! А у нас вот свидетели - сынки. А ну, давайте его по косточкам
разберем.
- Вы и разберете, - Кирилл неожиданно засмеялся, - у вас вон руки-то
какие. Слоны!
- Да и у тебя, молодец, руки-то ничего, а вот - голова... Голова не тем
концом привинчена. - Сивашев загибал палец. - Страна наша большая? Большая.
Одна шестая часть света. Кто у нас в стране?
- Не выйдет, - прерывал Кирилл.
- А мы говорим - выйдет! Вот завод у нас стоял - тоже каркали: "Не
выйдет". - Сивашев поднялся из-за стола и, глядя в открытую дверь на дымящий
завод, широко разводил руками и через дверь, будто обнимая завод, грохотал:-
А он - во-он он... гремит. Гремит, милый, гремит. А-а-а. И деревню вот так
возьмем, перевернем вверх тормашками, сроем все ваши сарайчики, избенки и
построим... завод построим, хлебную фабрику... Вот так, возьмем за шиворот и
встряхнем, - он протянул вперед большую руку со вздутыми жилами, сжав в
кулак, дернул ею.
Кирилл ушел от Сивашева с еще более глубокой ненавистью к деревне,
унося только одно - радостное и теплое чувство к Маше.
Дома его встретила Улька. Она со всего разбега повисла у него на шее,
заглянула в потускневшие глаза.
- Киря, что?