"Федор Панферов. Бруски (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

в кулаке записку, ударил по столу:
- Баил, не я... сволочи... Вот... Удавился. А вы, сволочи, на меня.
Яшка быстро прочитал записку - она была адресована на имя Степана
Огнева. Писал Петька Кудеяров - коряво и вразброс:
"Совесть съела, Степан Харитонович, зарезал Василия я. Вот и не сыщу
места, утоплюсь где".
Следователь вслух прочитал записку и, так же улыбаясь, проговорил:
- Ну, что ж... поедемте, посмотримте на месте.
У Чижика разом онемело все, он потянулся к Шлёнке:
- Шлёнушка!.. Мил ты человек... да ведь...
- Уйди, блоха! Смажу вот - мокренько останется. Ухо-то вот мне
приставь, - и повернувшись к Яшке, расплылся в улыбке... - Степан Харитоныч
приказал - ослобонить этого, - он показал на Чижика и племяшей. - А я к вам
на "Бруски" собрался, а?
- Хорошо, хорошо, говорю, - пробормотал Яшка и за следователем вышел из
камеры.
Обратно подводы катили быстро...
...У Гнилого болота на сучке ветлы тихо покачивался Петька Кудеяров.
Веревка сорвалась с горла и, обхватив шею на затылке, врезалась в нижнюю
губу. Висел он, плотно приложив по швам руки, точно готовясь что-то
крикнуть, а голые ноги вытянул, выпрямил к земле. Пальцы с длинными ногтями,
от легкого покачивания всего тела, гладили сочную травку-резучку. У его ног
голосила жена, Анчурка. Платье на ней было местами залатано разноцветными
заплатками, сползало с плеч - широких и выпуклых. Она вскидывала над собой
руки, хлопала в ладоши, словно уничтожая мошкару, и причитала:
- У-у-ух! Рученьки твои ледяные, ноженьки бездвижные... Кормилец ты
мой... У-у-ух!..
Около нее толпились широковцы - бабы ближе, мужики поодаль. Стеша
первая подошла и тронула Петьку за ногу - нога чужая, холодная: будто кочан.
Стеша с отвращением отряхнула руку и отошла в сторону. Кто-то из баб было
заголосил, но быстро смолк: всем казалось, Петька повесился понарошку, вот
сейчас он снимет с шеи веревку, тряхнет босыми ногами, наденет сапожный
фартук и опять начнет городить околесицу. Казалось, что и Анчурка плачет
нарочно, шутя... Хотелось всем поскорее утешить ее.
- А ты не убивайся, Анна, - посоветовала Катя Пырякина.
- И то правда - чего убиваться-то? - послышались бабьи голоса.
- Без него-то лучше проживешь!
- Какой он тебе кормилец? Горе одно!
- Колодкой по башке бил. Кормилец!
- И народ не надсаждай. Что это ты?
- Знамо, какой он тебе кормилец? - согласилась Катя и посмотрела на
Яшку Чухлява, раскрыв губы так же, как они у нее раскрывались, когда она
сидела под березой и аукала.
Яшка стоял у ольхи - на пригорке. Думая о том, как ему сообщить Стешке,
что случилось с ним сегодня, и надо ли об этом ей говорить, он в то же время
не сводил с Кати Пырякиной своих глаз с большими зрачками. Издали казалось -
в его глазах вовсе нет белков, а есть только зрачки - и эти зрачки приводили
Катю в трепет. Она отрывалась от них, но через миг снова поворачивалась к
Яшке и тихо шевелила губами.
Николай Пырякин заметил, как вспыхивает она. Вначале его только удивило