"Василий Васильевич Пальмов. Штурмовики над Днепром {про войну)" - читать интересную книгу автора

и кивнул головой в сторону вагона, из окна которого выглядывали жена и дочь.
В Тихорецкую приехали утром. Моросил теплый летний дождик. Капитан
Ширяев показал нам штаб, и мы распрощались. Неширокие станичные улицы
напоминали туннели среди густой заросли садов. Над забором и плетнями
свисали гроздья светло-красной черешни, уже зрела шелковица, вот-вот поспеют
абрикосы, по-местному жерделы.
- Благодать! - втягивая острым носом густой аромат садов, произнес Саша
Амбарнов. - В таких краях я согласен начинать летную службу.
- Здесь можно выбрать и семейную площадку, - разглядывая одноэтажные
аккуратные домики, сделал вывод Сережа Вшивцев. - Девчат-то, наверное,
больше, чем летчиков.
Не успели представиться начальству, как последовал приказ - прибывших
летчиков определить на курсы командиров звеньев. Поскольку самолетов пока
нет, заниматься теорией. И, конечно, строевой подготовкой, изучением
уставов, которые мы знали от корки до корки. Бросились в глаза две детали:
через Тихорецкую на Ростов часто шли военные эшелоны, а у военкомата
толпились призывники - из тех, кто был отпущен домой после "финской".
В воскресенье с утра мы собрались в увольнение. Казарма наполнилась
радостной суетой, все чистили, гладили одежду. В воздухе стоял освежающий
запах одеколона. Около двенадцати дружной компанией вышли за ворота. На душе
легко и радостно, как обычно бывает в выходной, Но вместо ожидаемых радостей
это воскресенье принесло нам тяжелую и страшную весть. У первого же
громкоговорителя на перекрестке центральных улиц мы увидели застывшую толпу.
Советское правительство извещало по радио о вероломном нападении фашистской
Германии на Советский Союз. Потемнели глаза всегда веселого Сергея Вшивцева.
Еще больше заострилось лицо Александра Амбарнова. Я невольно сжал кулаки. В
сознании, вытеснив все мысли, билось одно слово: "Война, война, война..."
Через несколько минут мы были в части. В клубе начался митинг. Открыл
его комиссар полка батальонный комиссар Дроздов. Гневно и страстно говорил
он о вероломстве фашистов, нарушивших договор о ненападении, о том, что
вдоль всей советской границы идут жестокие бои. Комиссар зачитал заявление
правительства, которое заканчивалось пророческими словами: "Наше дело
правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!" На трибуне штурман полка
капитан Маяцкий, проводивший у нас занятия по штурманской подготовке. Он -
участник боев в Испании, награжден орденом Красного Знамени. Штурман сказал,
что война будет тяжелой и кровопролитной, что враг жесток и коварен, в этом
убедил опыт сражений в республиканской Испании. Долг советских летчиков -
беспощадно уничтожать фашистскую нечисть, посягнувшую на честь и свободу
советского народа. Не знаю, как уж это случилось, но волна бушевавших чувств
подхватила меня, и неожиданно для себя я оказался на трибуне. Многое
хотелось сказать. О том, что дала Советская власть мне, пареньку из глухой
псковской деревни, что для защиты Родины мы, молодые летчики, не пожалеем
жизни и что сейчас нам надо использовать каждую минуту, чтобы как можно
лучше подготовиться к предстоящим боям. Позже сам удивлялся, откуда взялись
нужные слова и мысли, смелость для выступления. Все горели желанием вступить
поскорее в бой с врагом. Уже кое-кто рассчитывал полетные маршруты на запад,
туда, где с рассвета кипела война.
В первый день войны всех перевели на казарменное положение. На второй
день закрыли дивизионные курсы командиров звеньев. Мы получили назначение в
276-й ближнебомбардировочный полк, базировавшийся в Тихорецкой. Через два