"Марина Палей. Жора Жирняго" - читать интересную книгу автора

нарицательном "жоре" - хотя бы потому, что находиться одновременно в разных
точках планеты не удалось бы даже и Цезарю. Но автор настаивает: "Жора" -
имя не нарицательное, и находиться - физически, одновременно - в разных
точках планеты, как показывает практика, можно.
Oднажды Hermit и Жора случайно встретились в одном, вполне корректном
во всех отношениях, европейском городе: Hermit там задержался на несколько
лет: он переводил некого фламандского маргинала и кормил на каналах уток и
лебедей. Жора прибыл туда - правильно, председательствовать на конференции.
Они столкнулись в кафе. С Жорой трудно было не столкнуться. Дело не в
его ста восьмидесяти килограммах, а в том, что он относился к такому типу
существ, кои, войдя в любое помещение, мгновенно словно бы выжирают в нем
весь воздух.
- Ну, и как вы устроились? - после регламентированных охов и ахов
вальяжно спросил Жора.
И заказал два кофе. Характерно: он даже не заметил, что, по сравнению с
тем человеком, которого он урывками знал прежде, у нового - другой пол,
другое выражение глаз, он даже представился как-то иначе... Том?
Том попробовал ответить на вопрос "как устроились". Жора ничего не
понял. Тогда Том решил пояснить конкретней:
- Я работаю при одном госпитале... - сказал он, делая маленький глоток
из белой, удручающе маленькой чашки.
- Врачом? - слегка картавя, живо и как-то очень жирно откликнулся Жора
(зная, что Hermit в прошлой жизни, еще до писательства, занимался именно
этим).
- О нет... Я сжигаю операционный материал и абортированных эмбрионов.
- То есть?.. - приветливо глядя на него и заранее улыбаясь (предвкушая
объяснение шутки, приличной людям его круга), переспросил Жора.
Том растолковал еще подробней. Эффект получился непредсказуемый (будучи
поэтом, Hermit являлся психологом, разумеется, аховым).
- Это правда?! - с невероятным оживлением воскликнул Жора. - Вы
сжигаете эмбрионов?! - он так и впился в интервьюируемого своими слоновьими
глазками.
- Правда, - скромно потупясь, признался отщепенец.
- И... по сколько же это выходит примерно эмбрионов в сутки?
- Почитай до тридцати, а то и более, - отвечал Том, покраснев от
избыточного к себе внимания, которое он вовсе не хотел бы увеличивать: Жору
заклинило на эмбрионах, в то время как у Тома на тот момент была
одновременно еще парочка работенок - три ночи в неделю бацать на обшарпанном
фортепьяно в стриптиз-кабаре и два дня на конвейере с овощами - словно бы
иллюстрировать потогонную систему Тейлора.
- Боже мой!!.. - вскричал Жора так громко, что в чашечке с кофе
поднялась маленькая черная волна. - Если бы я мог сжечь в своей жизни хоть
один эмбрион! один-единственный человеческий эмбрион! О, я бы знал, что
жизнь прожита не зря! Потому что это и есть жизнь! Настоящая жизнь
настоящего человека!.. Вы знаете... - доверительно наклонился он к Тому
(вокруг никто, разумеется, не понимал их языка, но "доверительные" наклоны
давно вошли у Жоры в привычку), - я жизни-то настоящей не знаю. Кабинеты,
книжки... Идите!! - с неподдельной страстностью вдруг прокричал Жора. -
Идите непременно туда и работайте!..
"...и умрите там, если можете... - мысленно подхватил отщепенец (увы,