"Марина Палей. Под небом Африки моей" - читать интересную книгу автора

за общежитским мусорным контейнером. Как мне потом рассказывали (сам я,
конечно, не видел), Ванька выхватил из котомки свои легендарные банки - и
одной, с размаху, запустил в самую гущу де-гобинских неофитов - а из другой,
саданув по контейнеру, сделал весьма-таки внушительную "розочку"... Я
отделался переломами двух ребер, выбитым зубом и порванной уздечкой языка.
Ваньке постоянно нужны были зрители, восторженная публика, фанаты. По
этой части он был словно с цепи сорвавшимся. То есть, став его "ординарцем"
(ладно, назовем так), я, конечно, начал невольно привлекать к нему
неизмеримо больше внимания; когда же публики в распоряжении Ваньки не
оказывалось, зрителем-за-всех становился я сам.
А вторая причина моего о Ваньке многознания связана с тем, что я у него
время от времени жил. Вот, например, как и в то лето, когда его зимняя жена
была, как обычно, сослана с детьми в деревню, а Ванька, перейдя на летнее
расписание, полностью нацелился на Маржарету... Но тут я признался ему, что
по-сумасшедшему влюблен в питерскую поэтессу, двумя курсами младше, похожую,
клянусь моей жизнью, на Lauren Bacall. В общаге меня бы из-за нее линчевали,
да и моей богине эти комсомольские ку-клукс-клановцы вряд ли калачи бы
медовые уготовили. Ванька сказал мне на это лишь: а, понятно: Маза ищет
хазу. Бросил мне связку ключей - и не забыл по-отечески предостеречь:
- Больше литра не пей.

Musoma

Жилище у Ваньки, как и он сам, было исключительно элегантным.
В холодильнике хранились сочинения Владимира Соловьева: десять томов
дореволюционного издания. Все они были нарядно одеты льдом, и я понял, что
русская философско-религиозная мысль не протухнет здесь никогда. Заглянув в
морозилку, я раскопал там ножом, среди белоснежных айсбергов и торосов,
одинокий темный предмет, который с голодухи принял за съестное. Но это было
сапожное шило.
Телефонный аппарат, поднятый с пола, клацнул и начал распадаться в
руках, несмотря на разнообразие ярких резинок, веревок и грязноватых
ленточек, которыми, словно знахарь в танзанийской деревне, он был густо
препоясан. К моему удивлению, телефон работал. Следовало только подобрать
ему правильное положение в пространстве и уж после того не дышать. Однако
(как я понял чуть позже, а часы незнания стоили мне многих терзаний сердца)
у него был сломан звонок. Моя Lauren Bacall обещала дать знать о себе, и
вот - ни гу-гу.
Хоть я и родственник Пушкина, а смирить гордость пришлось. И - о чудо!
Стоило мне лишь поднять трубку - я мгновенно услышал ее низкий, прекрасный,
как виолончель, голос! В дальнейшем это волшебство повторялось. У нас
установилась телепатия: мы звонили друг другу почти одновременно - она на
пару секунд раньше. То есть, когда я поднимал трубку, чтоб позвонить ей,
голос моей богини был уже там! И - ни одной осечки. Ни разу. Таким образом,
необходимость в банальном звуковом сигнале отпала... Правда, Ванька мне
потом объяснил, что дело не во мне и не в ней - а в его, Ванькином,
телефоне - и что у него так всегда и со всеми.
Я не мог не поверить. Вот потому-то речь здесь идет не про меня - и не
про нее, которая, увы, так и не стала моей женой, - а про Ваньку.
P.S. В остальном это была типичная квартира вполне определенного слоя