"Абрам Палей. Гольфштрем" - читать интересную книгу автора

бесчисленных островов. Базируясь на неограниченных природных богатствах и
великолепной технике, оно неутомимо обдумывает планы уничтожения Союза
Советских Республик.
- Но капиталистический мир погибнет жертвой собственных противоречий.
Среди раздавленных и обессиленных рабочих и служащих Америки и Австралии все
больше и больше нарастает недовольство. И если капитализм не падет в схватке
с нашим Союзом, то он будет взорван изнутри, как паровой котел.
- Товарищи, наш путь неизменно ведет к победе. Путь этот страшно тяжел,
но прям и прост.
- Наша единственная задача, - подавив окончательно остатки собственной
буржуазии, притти на помощь пролетариату Нового Мира и, после того как он
сбросит, наконец, власть эксплоататоров, вместе с ним построить бесклассовое
коммунистическое общество.
Оратор кончил. Переводчик повторил последнюю фразу на французском
языке. Далеко не все в зале понимали и этот язык. Но я (автор) по
независящей от меня причине (недостаточная сила художественной
изобразительности) не умею передать ту бурю восторга, которая разразилась
после речи вождя. Если я скажу, что эта речь потрясла всех слышавших ее
подобно могучему электрическому току, то это будет только значить, что
фантазия писателя приписывает электрическому току совершенно
неправдоподобную силу.
В огромном зале центрального рабочего клуба Кантона, вмещавшем около
трехсот тысяч человек, царило благоговейное молчание. Из рупора лилась речь
председателя ЦИК РСФСР. Переводчик с возвышения повторял ее на китайском
языке. И даже тогда, когда громкоговоритель, выдержав длительную паузу,
разразился громом аплодисментов публики Дворца Труда и Мира, - в зале не
раздалось ни одного звука, ни одного рукоплескания. Желтые лица были
неподвижны, узкие щели глаз горели нестерпимо ярким огнем, сотни тысяч
тонких губ шептали слова ненарушимой клятвы.
В освещенной белым, почти - дневным, радиевым светом комнате, в
двенадцатом подземном этаже одного из крупнейших зданий Нью-Йорка был
устроен временный тайный радио-приемник, настроенный на запрещенную длину
волны. Сжав до минимума дыхание, слушала кучка рабочих ту же речь. Один из
них переводил, путаясь и запинаясь. Здесь, в стране угнетения рабочих, эта
речь звучала несколько по-иному - не только торжественно-приветственно, как
в Женеве, но и неудержимым боевым кличем.
Кто из рабочих спокойно мог слушать эту речь?
Кто мог спокойно слушать ее из поработителей?
На сто восемнадцатом этаже того же небоскреба в деловом кабинете
мистера Перкинса1 тоже находился радио-приемник, постоянный и нисколько не
тайный. Кроме Перкинса, присутствовало 5-6 человек наиболее крупных
компаньонов. По три лакея на каждого услуживали, подавая фрукты и вина
столетней давности.
1 Перкинс и K° - заводы для утилизации продуктов горения и дыхания.
Громкоговоритель произносил те же волнующие слова, немедленно
передаваемые находившимся в комнате переводчиком. Так же сильно было
впечатление от них, но оно проявлялось в несколько иных формах. Мистера
Перкинса корчило, словно он страдал от заворота кишек. Маленький, подвижной,
чернявый мистер Кавендиш в точности напоминал соляной столб, в который
превратилась супруга одного из библейских персонажей. Если бы мистер Пэрн