"Чак Паланик. Незримые твари" - читать интересную книгу автора

работу.
Эви имеет в виду модель по рукам, по демонстрациям колец-коктейль,
бриллиантовых теннисных браслетов и тому подобного дерьма.
Будто оно мне надо.
Я не могу говорить.
Я могу есть только жидкое.
Никто не станет смотреть на меня, я невидима.
Мне хочется лишь одного: чтобы кто-нибудь спросил меня, что случилось.
Лишь потом я смогу вернуться к жизни.
Эви обращается к стопке журналов:
- Хочу, чтоб ты пришла пожить у меня, когда выберешься, - она
расстегивает на краю моей койки полотняную сумочку и роется в ней обеими
руками. - Будет здорово. Вот увидишь. Мне дико надоело торчать там в
одиночку.
Потом говорит:
- Я уже перевезла твои вещи к себе в свободную спальню.
Не вылезая из сумочки, Эви продолжает:
- Как раз еду на съемки. У тебя случайно не осталось талонов от
агентств, не одолжишь мне?
Пишу на дощечке:
"на тебе мой свитер?"
И разворачиваю дощечку в ее сторону.
- Ага, - отвечает она. - Но же я знаю, что ты не против.
Пишу:
"но это же шестой размер".
Пишу:
"а у тебя девятый".
- Слушай, - говорит Эви. - У меня вызов на два часа. Что если я загляну
как-нибудь, когда настроение у тебя будет получше?
Обращаясь к своим часам, Эви говорит:
- Мне очень жаль, что так вышло. В этом никто не виноват.


* * *

В больнице каждый день проходит так:
Завтрак. Обед. Ужин. В промежутках вваливается сестра Катерина.
По телевизору один канал, который день и ночь крутит только рекламу, и
там мы вместе: Эви и я. У нас куча баксов. В честь мероприятия с кухонным
комбайном мы изображаем широкие улыбки знаменитостей, те самые гримасы, в
которых лицо напоминает здоровенный обогреватель. На нас платья с блестками,
того типа, что когда входишь в платье под свет прожектора, оно вспыхивает
как миллион репортерских камер, делающих твой снимок. Такое яркое ощущение
известности. Стою в том двадцатифунтовом платье, изображая эту самую широкую
улыбку и бросая останки животных в плексигласовую воронку наверху кухонного
комбайна "Ням-ням". Из той штуки лезут и лезут канапе, как бешеные, и Эви
приходится тащиться в зрительный зал, предложить народу попробовать канапе.
А народ съест что угодно, лишь бы попасть на экран.
Потом, за кадром, Манус начинает:
- Пойдем кататься на лодке?