"Вячеслав Пьецух. Рука (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

Маленький, но в эту минуту в палату вошла медицинская сестра Вера; она
уперла руки в боки, деланно нахмурилась и сказала:
- Опять у вас конференция по проблемам мира и социализма! Вы, ребята,
точно до Лефортова договоритесь, прямо из больницы вас по нарам
распределят.
- Ну, это они умоются, - возразил Александр Маленький, - сейчас
все-таки не тридцать седьмой год и даже не шестьдесят третий, да.
- А что такое Лефортово? - спросил Ваня Сорокин.
Робинзон в ответ:
- Это есть такая тюрьма в Москве. Эх, коротка ты, память народная: про
двойной Сириус Ваня все знает, а про Лефортово ничего.
- Вот именно! - поддакнула ему Вера. - Если вы, граждане, надеетесь,
что больше не будет ни Ивана Грозного, ни Лаврентия Берии, то мне вас от
сердца жаль.
С этими словами медицинская сестра Вера подошла к койке Якова Мугера,
держа в левой руке проспиртованную ватку, а в правой шприц. Яша немного
сдрейфил; он не боялся смерти, хулиганов, несчастий и даже внезапных
звонков в ночи, но уколов он с детства не переносил, и от вида шприца ему
стало сильно не по себе.
- Это еще зачем? - спросил он, подозрительно сдвинув брови.
- Затем! - строго сказала Вера. - И вообще мое дело маленькое, что
Стрункин назначит, то я вам, антисоветчикам, и ввожу.
После того как сестра сделала инъекцию и ушла, Яков справился у Папавы,
кто таков этот всевластный Стрункин; Робинзон в ответ:
- Первый алкаш восточного полушария. Вообще он заведующий хирургическим
отделением, но прежде всего - алкаш. С ним надо ухо держать востро, он
пьяным делом голову оттяпает, а потом напишет в истории болезни, что так и
было.
На беду, совет держать ухо востро, по всем вероятиям, запоздал: Яша
стал как бы удаляться мало-помалу, впадая в истому приближающегося сна;
уже приятно смешались мысли, уже голоса соседей долетали до него, словно
из-за стены, уже тело набухло дополнительным, нервным весом, неудержимо
влекущим куда-то вбок и по кончикам пальцев забегали крошечные иголки, -
короче говоря, у Якова не было никакой возможности держать ухо востро, как
советовал ему Робинзон Папава.
Очнулся он в той же палате, на той же койке, тем же самым Яковом
Мугером, но - без одной руки. В том месте, где прежде была десница,
которой Яков писал объяснительные записки, искусно владел "бархатным"
напильником, открывал и закрывал двери, голосовал на открытых партийных
собраниях, ласкал девушек, женщин и даже, было дело, одну старушку,
впрочем, еще вполне годную, занозистую старушку, торчал щедро
забинтованный обрубок длиной сантиметров в двадцать, казавшийся нелепым,
как ноготь на кончике носа, и одновременно похожим на какой-то новый,
экзотический член, какого еще никогда не было у людей.
Яша довольно долго соображал, что же такое стряслось с его правой рукой
и куда она, собственно, подевалась, пока ему не пришло на ум, что, верно,
это Стрункин пьяным делом ампутировал пораненную конечность, в то время
как он пребывал в бессознательном состоянии и не имел возможности дать
отпор. Поначалу Якову не так было жалко руки, как разбирало зло на
коварного алкоголика Стрункина, которому, видимо, было лень приладить к