"Вячеслав Пьецух. Ночные бдения с Иоганном Вольфгангом Гете (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

значит ли это, что я понапрасну теряю время?
Гете сказал:
- Я вовсе не настаиваю на том, что писать и читать суть занятия
вредные. Я веду к тому, что круг эстетических и нравственных понятий,
необходимых для человека, настолько узок, а сами эти понятия так давно и
накрепко внедрены в нас Богом, что, в общем, можно и не читать. Иов вон
вовсе ничего не читал, а был прекрасным человеком, и наш прародитель Адам
катался как сыр в масле, пока не покусился на избыточное знание о добре и
зле. Но художественное творчество - это особь статья. И пчела созидает, и
бобер мастерит, но способность и страсть к творению как бы
действительности и как бы живых людей есть, по всей вероятности, аномалия,
так как эта способность и эта страсть выходят за рамки той программы, в
соответствии с которой существует и развивается все живое. Вы согласны,
что в биологическом отношении человек нисколько не совершеннее лошади?
- Ну согласен.
- Между тем это нормально, когда лошадь возит воду, и это аномалия,
когда она сочиняет теологические трактаты.
- По-вашему, выходит, - с некоторой обидой в голосе сказал я, - что
норма - это когда человек пашет, жнет, ест, пьет, рожает детей и умирает
от скарлатины.
- Так оно, скорее всего, и есть. Истина в том, что человеком должно
быть в меру, если ты хочешь дожить до седых волос. Если же ты берешь на
себя дерзость творения - жди беды. Ну чем были, скажем, войны до
изобретения доменных печей? Банальными потасовками вроде тех, что мы можем
наблюдать по субботам возле портерных заведений. И вот попомните мое
слово: дар творения доведет человека до катастрофы...
- Стало быть, чтение побоку? - сказал я.
- Это хозяин - барин.
На какое-то время мы замолчали, каждый думая о своем. Вдруг заиграло
радио у соседа - следовательно, исполнилось шесть утра. После
государственного гимна передавали последние известия: алжирские
фундаменталисты требовали от президента Ширака, чтобы тот принял ислам и
повелел парижанкам носить чадру. Гете спросил:
- Кто это разговаривает за стеной?
- Радио, - сказал я.
- Ах да... радио!.. Вот видите: вы додумались до говорящих устройств,
изобрели множество других хитрых приспособлений, а между тем манеры у вас
дурные, как у франкфуртских скорняков середины семнадцатого столетия,
поскольку вы, милостивый государь, все время перебиваете старика.
С этими словами Гете стал таять, таять, и через считанные секунды
проступило овальное сальное пятно на спинке кресла, которое он только что
занимал.


Около восьми часов утра ко мне зашел сосед Волосков, уселся на край
моей постели и закурил. Я у него спросил:
- Что у нас сегодня в программе дня?
- Водопровод в подвале будем чинить. Больше вроде бы ничего.
- Что-то наш Красулин раздухарился...
- Его тоже можно понять: начальство-то нажимает, потому что есть-пить,