"Игра Арканмирра" - читать интересную книгу автора (Верещагин Петр)8. Узники ПустотыКонтакт был резким и внезапным: очевидно, вызывавший был чем-то всерьез обеспокоен. — Слушаю, — сказала Фрейя, активируя зеркало. В туманном овале стекла появилось лицо Ариэль. По мраморно-белой коже Владычицы Хиллсдауна пролегла целая сеть мелких морщин, и сейчас гномы нипочем не признали бы в ней ту Белоснежку, которая явилась к ним десять веков назад. — Сними свое проклятье, — вместо приветствия произнесла она, и Искательница поразилась тому, насколько изменился голос Ведуньи. Поистине, теперь ей можно было дать ее возраст. — Какое проклятие? — спросила Фрейя. — Я лишь парализовала тебя твоим же именем. Больше ничего не было. — Чары Медленной Смерти. — Интересно. Я этого не делала. Ты хочешь сказать, что лишь Меч Аркана давал тебе силы жить нормально? Ариэль устало кивнула: — Увы, ты права. Но если не ты сделала это… — Не мой стиль. Если мне приходится убивать, я делаю это быстро и без лишних хлопот. — Здесь Искательница говорила чистую правду. — Быть может, это кто-либо другой из твоих врагов? — Врагов у меня хватает, — согласилась Ведунья, — но я полагала, что ответственность лежит именно на тебе. И не могла определить причины: я ведь не посягала на твой участок Власти. — Прямо — нет. Косвенно — да. — Не понимаю. Ты ведь даже не находишься в моей плоскости обитания… — Именно. Живи ты на Светлой Стороне, ты бы не была столь опасной. Свет достаточно силен сам по себе, а в темноте он могущественнее во много раз. Меч Аркана в твоих руках вполне мог бы разрушить весь Арканмирр. Пусти ты в ход его силу — к примеру, в поединке с Тлалоком или Кали… Ариэль удивленно вскинула правую бровь: — Даже так? Ты, значит, спасала весь мир? — И себя в том числе, — улыбнулась Фрейя. — Как ты, без сомнения, понимаешь, я весьма ценю собственную жизнь. — Но почему ты просто не сообщила мне об опасности? — А ты бы поверила? Сильно сомневаюсь. Я на твоем месте уж точно заподозрила бы обман. Ведунья пожала плечами: — Все может быть. Но вернемся к нашей первой теме… — Ничем не могу посодействовать. Я не владею ни чистыми силами жизни, чтобы призвать их для противодействия, ни чистыми силами смерти, чтобы попробовать отменить или разрушить проклятье. Мой тебе совет: обратись к специалистам. — Верни мне меч. Обещаю, что не буду использовать его. Искательница покачала головой: — Даже если бы я тебе поверила — Меча Аркана у меня нет. И сомневаюсь, что когда-либо будет. — Как?!! — Увы, я не лгу. Понимаешь ли, один из моих Героев… Рассказ Владычицы Готланда оказался крайне занимателен и сам по себе, а то, что Фрейя ухитрилась не произнести ни слова неправды, лишь добавляло ему прелести. Другой вопрос, что от истины сие повествование также сильно отклонилось, но обнаружить это было невозможно. По крайней мере, для тех, кто не обладает прямым доступом в указанные регионы, то бишь в ад. Огорошенная такими вестями, Белоснежка разорвала контакт, а Искательница мысленно вычеркнула ее имя из списка соперников. Более Ариэль не была опасна. Даже если ей удастся найти средство от Чар Медленной Смерти (наверняка насланных Гором или Кали), Хиллсдаун теперь вынужден будет обороняться сразу с трех, а то и с четырех сторон: известие об утрате светоносного клинка в тайне не сохранить, и соседи Ведуньи наверняка захотят получить по счетам… Роберт потянул потайной рычаг и осторожно открыл железную, покрытую густой паутиной таинственных знаков дверь. Я шагнул за высокий порог, и он, попрощавшись со мной коротким кивком, как можно быстрее захлопнул врата между Преисподней и иным миром. Вероятно, из боязни, что Нечто может проникнуть отсюда в ад. Я попытался представить себе, на что должен походить мир, обитатели которого предпочли бы Преисподнюю своему повседневному окружению. Фантазии моей, однако, на это не хватило. К счастью. Здесь было дьявольски темно, а Тигр еще не возвратился из Мира Грез, где укрывался во время моего поединка с Алкар-Азом. Я, конечно, был далек от того, чтобы осуждать его за трусость; вполне возможно, сам я оказался столь храбр лишь потому, что ровным счетом ничего не знал о том, кого называли Обитателем Пирамиды. Однако счесть такое поведение верхом отваги я также не мог. Вспомнив о том, что один из моих мечей именуется Светящим-в-Ночи, я обнажил мифриловый клинок — пока единственно с целью немного осветить окружающее пространство. Я стоял на широкой дороге, сложенной из одинаковых полупрозрачных плит, отдаленно напоминавших стеклянные. Обочины дороги, отделенные от центральной части хрупкими металлическими ограждениями, покрывал мелкий песок. Такой же песок, только чуть покрупнее и более светлый, устилал и окружающую равнину, тянувшуюся вдаль насколько хватало глаз. Обернувшись, я обнаружил, что дорога прямо за моей спиной обрывается. Я стоял на краю пропасти, черноту которой серебристое сияние меча-светильника рассеять не могло. Край был настолько ровным, что мне пришла в голову сумасшедшая мысль о великане, который отхватил своим ножом изрядный шмат земли и вырвал ее, что называется, «с корнем», оставив на том месте бездонный провал… Затем я обратил внимание на то, что обязан был понять сразу же. Вот к чему приводят непрерывные скитания по чужим краям! Привыкаешь к тому, к чему ни один нормальный человек привыкнуть не может — да и не должен бы… Все, что я видел, было безжизненного серого цвета. Сухой, чуть кисловатый воздух не был особенно холодным, однако по позвоночнику внезапно пробежал мороз. Возникло отчетливое ощущение, что за мной кто-то следит, причем не с помощью колдовства, а непосредственно. На плоской как стол равнине укрыться было невозможно — и все же я чувствовал, что этот кто-то подбирается все ближе ко мне. И хорошо, если в одиночку. Тут я припомнил, что Кудесница Кали наградила меня способностью видеть в темноте, и попробовал воспользоваться этим даром, одновременно приказав Светящему-в-Ночи погаснуть. Серые цвета окружающего мира остались теми же, однако кое-что в антураже изменилось. В частности, небо из угольно-черного стало густо-лиловым с медленно плывущими по нему гроздьями зеленоватых облаков; лента дороги упиралась в бледно-зеленый полукруг восходящего солнца, которое превосходило размером светило нормального мира по крайней мере раз в десять. Но, разумеется, все это я отметил чисто мимоходом, так как основное внимание было обращено на приближающуюся группу местных жителей — если, конечно, то были местные жители. Чем-то они напомнили мне Миражей. Не своей невидимостью — такой трюк применяли, к примеру, многие члены Гильдии Убийц. Не бесшумными и плавными движениями — я сам в случае необходимости мог ходить так же. Нет, это скорее относилось к отсутствующему выражению их лиц; я не мог даже сообразить, в чем именно тут дело — но понимал одно: людьми они не были. Я понял причину своего беспокойства только тогда, когда вспомнил один из приемов оценки качеств вероятного противника, усвоенный в Школе Тигра. Как объяснял Янг-Цзе, это было связано с «цветом души» — определенной окраской невидимого облака, сопровождающего всякое живое существо. Ореол, говорили дроу, зрение которых позволяло видеть «цвет души» без специального обучения. Так вот, увиденные мною фигуры обладали ореолом весьма странного оттенка — я не только не видел такого, но и не слышал о нем никогда. Люди обычно имеют ореол оранжево-желтых цветов, с резким преобладанием красного в минуты возбуждения и ненависти. У сидхе (при этих воспоминаниях я вздохнул) он золотисто-зеленый; дроу обладают странным «цветом души» вроде полярного сияния, искрящимся серебром и синевой колдовских источников, а гномы, те и вовсе похожи с такой точки зрения на ходячие ювелирные лавки. Тени, ходячие мертвецы и Миражи, естественно, этого ореола не имеют вовсе; демоны, бесы, черти, дьяволы и прочие жители Преисподней полыхают тем алым огнем, появление которого в душе смертного говорит Видящим, что после смерти сей человек обречен на вечное пламя, то самое, которое в избранных сказаниях именуется «геенной огненной». Но что может означать тот глубокий густо-сиреневый оттенок, в который был окрашен ореол местных невидимок? И тут я вспомнил. На моем лице возникла тень улыбки. Все-таки этой встрече суждено было состояться. Я вложил меч сидхе в ножны и пошел по дороге навстречу обитателям сумеречного мира. Что бы ни ожидало меня — я был готов. Теперь моя Фигура подчинялась только мне, как это и должно было случиться. Как в шахматах, любимой игре истерлингов (а также многих Странников), олицетворяющая меня пешка сейчас становилась на предпоследнюю линию доски. Которая, однако, находилась под присмотром чрезвычайно бдительной охраны. Впрочем, эта охрана не могла удержать меня. Не против меня она была создана… Покров невидимости рассеялся, когда Стражи Границы (кто еще мог находиться в таком месте?) образовали вокруг меня полукруг. Дистанция между нами точно соответствовала дальности выпада при поединке на коротких мечах, что было несколько меньше той, к которой я привык. Но правила здесь определял не я. — Кто ты, странник? — тихо спросил один из них. — Ты сам назвал меня, — так же тихо ответил я. Сохранять инкогнито было святым правом любого бродяги, и такая форма ответа как раз позволяла обеим сторонам разойтись без обид. — Почему ты повернул назад? Дорога Обреченных следует только в один конец. — Я не поворачивал. Я шел прямо. Зеленые лучи солнца блеснули на остриях многочисленных клинков. Но тот, кто обратился ко мне, поднял руку, предотвращая атаку. — Ты бежал из ада? — уточнил он. — Меня попросили уйти оттуда, — объяснил я. — А что, это имеет какое-либо значение? — Имеет. Изгоев мы уничтожаем — таковы условия древнего договора. Жив ли ты? — Вроде да. Если тебя интересует, попал ли я в Преисподнюю посмертно, то ответ — нет. Я был там… по делу. — И что за дело? — Знакомо ли вам имя Алкар-Аза? В обступившей меня группе раздалось несколько коротких смешков. Оружие опустилось, но из поля зрения не убралось. — Ты хочешь сказать, что Он заключил союз с адом? — Не думаю. Скорее уж напротив. — Я помолчал, а потом с легкой ухмылкой добавил: — Однако сей вопрос представляет уже чисто академический интерес. С Обитателем Пирамиды покончено, и… Мои слова заглушил целый хор радостных возгласов. Клинки пропали из рук Людей Сумрака (так именовались обитатели этого мира), а я оказался восседающим у них на плечах, словно был великим героем и только что спас их страну от разорения. Или… быть может, так оно и было? Откуда мне знать? Впереди показалось нечто вроде полуразрушенного города. Развалины, однако, не были покинуты. Напротив, среди них кипела бурная деятельность, почему-то напомнившая мне разворошенный муравейник. Город этот, как я узнал позднее, некогда назывался Ир Весть, принесенная мною, уже широко распространилась: завидев меня в рядах стражей границы, жители Ирема устроили настоящую овацию. Я поклонился, принимая почести на свой счет. — Я не ожидал увидеть тебя здесь, — пробился сквозь общий гомон хорошо знакомый мне голос. — Однако в любом случае — добро пожаловать, Спаситель! — Это что, мое имя в этом мире? — спросил я. — Да. Так будет лучше для нас обоих. — Хорошо, договорились. Но не будет ли наше сходство бросаться в глаза некоторым интересующимся? — Вряд ли. Это для тебя оно очевидно. А меня здесь знают достаточно давно, чтобы не путать с кем попало. — Это я-то «кто попало»?! — Ты. Не я же, в самом деле… Люди Сумрака образовали живой коридор. В одном его конце стоял я, в другом — мой двойник. Черный Странник, который обитал в моей голове, если можно так выразиться. Тот, кто был со мной при Рагнароке. И еще раньше — в Преисподней, после Храма Темной Луны. — Итак, ты вернулся, — молвил Янг-Цзе. — Твое решение? — Решение тебе известно, — сказал Алерон. — Не буду же я, в самом деле, воевать с собственными фишками… Взгляд мастера хлестнул подобно плети из драконьей кожи и оборвал его слова. — Я уже говорил тебе, — после напряженной секунды молчания сказал Коготь Тигра, — не пользуйся терминологией Игрового Кодекса. Она не рассчитана на то, что фишки обретут самостоятельность. — Я не желал обидеть тебя! — Ты не понял: я не обижен. Я лишь пытаюсь предостеречь тебя от очень серьезных ошибок. Дело в том, что ты думаешь в принципе неверно. А все из-за Кодекса: его привычная символика заменяет тебе истинные образы, на которые должна опираться мысль. Носитель Меча резко вскинул голову: — Ты обвиняешь меня в неумении думать? — Обвинение — пустой звук. Виноват ты только в самообмане. Мыслить ты умеешь, но не так, как нужно. Ты не видишь истины — и все потому, что не хочешь ее увидеть. — Но я хочу! — Будь это так, ты бы уже понял меня… Янг-Цзе встал и подошел к Алерону, остановившись точно на расстоянии «готовности духа» — шаг плюс вытянутая рука. Неожиданно для себя самого старший из Мастеров Колеса поклонился старшему из Странников. Он поклонился так, как кланяется провинившийся ученик своему учителю. Коготь Тигра ответил на поклон, и только теперь на бронзовой маске его лица возникла улыбка. — Теперь я могу просить объяснений? — спросил Алерон и удивился вторично за последние мгновения: его голос звучал именно так, как должен был звучать у непутевого ученика. Но никак не у одного из Повелителей Мироздания! — Просить — можешь, — спокойно ответил мастер. — Получишь ли ты ответ, зависит от того, готов ли ты этот ответ принять… Мы были рождены единым целым, и потому иногда наши мысли могли соприкасаться довольно тесно. Фактически мы и являлись одной личностью, которую один из Владык (Орион Провидец?) разделил на независимые части. Не понимаю, зачем это было сделано: ведь теперь, согласно нерушимым для Владык канонам Игрового Кодекса, мы считались ДВУМЯ самоуправляющимися Фигурами. Пожалуй, это было не подлинное самоуправление — один из нас контролировал другого, и наоборот. Но такая связь была куда прочнее нитей, на которых кукловоды-Игроки держат свои (да и чужие) марионетки-Фигуры. Это проясняло многие из тех событий, которые я не мог ранее понять. Дети бывшей богини Асгарда и Мастера Колеса, мы получили в наследство знания, которыми обладали только Владыки. Игровой Кодекс был лишь частью (правда, частью довольно важной); главное крылось в том, что мы понимали стиль их действий и образ мышления, modus operandi. Небесполезное качество для Фигуры. И жизненно важное — для Фигуры Играющей. Оттого-то их — нас! — столь мало на Доске… Я мог бы остаться в Граде Восьми Столбов (это было одно из многочисленных названий Ирема) — однако некое странное предчувствие гнало меня дальше, не давая надолго останавливаться на одном месте. И я продолжил свой путь, указанный той самой призрачной дорогой, на которую вывели меня Врата Преисподней. Дорога Обреченных, так называли ее Люди Сумрака; только шла она, по их словам, в обратном направлении — то есть к Провалу. Идущего же ОТ края пропасти встречали столь растерянными взглядами, как если бы я был ходячей диковиной вроде говорящего абрикосового пирога… Положительно, в этом сумеречном мире, имя которого — Инкван «Почему именно я?» — хотелось спросить мне. Однако я молчал, ибо уже знал ответ. Как знал и истинное предназначение этого мира и железной двери, отделяющей его от ада. Вновь в моей голове зазвучал холодный металлический голос, пробужденный волшебством Зеркала Памяти: Древние. Те, кто правил Вселенной до начала эпохи Игры. Те, кто может (и хочет) положить ей конец раз и навсегда. Вот только стоит ли платить ТАКУЮ цену за окончательное избавление от самоуверенных Игроков? Стоит ли возвращаться в безумный мрак того хаоса, из которого прихотью случая произошел мир разумных существ? Стоят ли ожившие ужасы Старого Мира той свободы, которую могут принести Древние? И будет ли это настоящей свободой? На эти вопросы у меня не находилось ответа. Если таковой вообще мог быть получен. В самом деле, не у Древних же спрашивать! Некоторые факты прояснил мой двойник, неплохо осведомленный о положении дел во Внешних Мирах, центральным (и самым жестоким) из которых считалась та самая мифическая Земля, о которой говорилось в пророчестве Древних… да и не только в нем: некоторые легенды Арканмирра говорили о том, что Истинная Земля на самом деле является прародиной всех живых существ, населяющих Вселенную… Древние. По сравнению с некоторыми из Них убитый мною Алкар-Аз был попросту грудным младенцем, а ведь Обитателя Пирамиды могущественные Лорды Преисподней боялись пуще курящегося ладана! И все же: решение было за мной. И принять его следует до того, как я приду к началу Дороги Обреченных. Потому что там думать будет уже некогда. Некогда и некому. Дорога Обреченных завершилась. Я глубоко вздохнул, пытаясь изгнать из памяти увиденное за последние мгновения — без особого, признаться, успеха, — и подготовился к финальному броску. Передо мной зияла Бездна, через которую хрупким мостом было переброшено узкое лезвие меча. Как это водится в героических сагах, теперь я должен был пройти по этому «мосту» (мне еще очень повезет, если его никто не охраняет) и встретиться с тем, что ожидает меня по ту сторону. Точнее, с Тем, Кто ждет меня там. Рассекая мифриловым клинком липкую паутину, я вошел — нет, вышел — на широкий каменный карниз, нависающий над бездной; только в этой области Первозданной Пустоты (Бездны Хаоса?) на дне черной пропасти время от времени появлялись какието образы, остававшиеся неясными для меня, но не для того, кто сидел на краю, беззаботно свесив ноги вниз. — Каков твой выбо', юноша? — картавым шепотом спросил Он, даже не давая Себе труда обернуться. — Я хотел бы видеть все карты, Владыка С'ньяк, — ответил я. — Многие хотели бы этого. — Однако немногие имеют право и возможность настаивать на своей просьбе. С'ньяк-Мыслитель одним движением поднялся на ноги и пронзил меня одним из тех взглядов, которые могли вызвать (и зачастую вызывали!) эпилептический припадок у многих чародеев древних времен, осмеливавшихся послать свое сознание за пределы Грани, «дабы принять в свое сердце Сущность Бытия». Взгляд этот, однако, нужного эффекта не произвел; то ли потому, что я находился здесь во плоти, то ли по причине моей «особой» закалки (все-таки я уже неоднократно общался с Властителями, любившими применять аналогичный прием). — Я не собираюсь уступать, — спокойно сказал я. — Никакого выбора до тех пор, пока вы не откроете карт. Я должен видеть полный расклад, чтобы принять решение. — Человечишка! — процедил С'ньяк. — Ты желаешь получить п'е'огативы, недоступные даже Ста'шим Ло'дам? — Возможно, — ответил я с легкой усмешкой, — коль скоро от меня зависит, будет ли свершено то, что не под силу ни одному из них. Твой ход, Мыслитель. С'ньяк оторвался от карниза и, преобразовав нижнюю часть тела в пушистое черное облако, воспарил над Бездной. Подчиняясь его жестам, образы на дне пропасти начали меняться, открывая мне то, что я требовал показать. Сдерживая тошноту, я смотрел вниз, где воскресали картины правления Древних. — Мы — да', — речитативом пропел Мыслитель, — мы отк'ываем п'осящим сек'еты ста'ого ми'а и даем им силы п'отивостоять неизбежности. Мы — очищение: мы избавляем п'осящих от скве'ны и по'ока, давая им взамен чистое чувство ст'емления к высотам. Мы — честь: наше слово тве'же алмаза, постояннее го' и к'епче стали. Мы — до'ога: п'осящие получают все, что им нужно для достижения цели… — Потому что вы — и есть цель, — завершил я. Темные глаза С'ньяка удовлетворенно вспыхнули: — Ты понял нас. Это даже лучше, чем я мог надеяться. За последние века люди оп'еделенно стали умнее. Иг'а Железных 'ун п'инесла свои плоды. — Об этом я что-то слышал… — Вполне возможно. Смот'и! Мыслитель вызвал из Бездны длинный язык алого пламени и, окунув в него обе руки, начертил в воздухе смутно знакомый узор. Я побледнел, когда вспомнил, ЧТО это означало. Символ Игры Железных Рун — предка нынешней Игры. В моей голове зазвучала любимая поэма Черного Странника — моего двойника, — вырезанная на двери в его доме. Язык Бездны не относится к числу мягких наречий, но сейчас его слова звенели подобно целому оркестру, что только усиливало зловещий эффект поэмы, автором которой был безымянный рифмоплет из Ведьминой Гавани… Не вполне сознавая, что делаю, я обнажил мифриловый клинок и начертил его светящимся острием собственный узор. Где-то в глубине скального массива послышался гул: пробужденная энергия вступила в конфликт с защитой Древних. — Ты что тво'ишь? — удивленно спросил С'ньяк. — 'азве… Черное отверстие Прохода, по которому я попал сюда, плотно затянулось серебристой паутиной. Тотчас же кто-то с той стороны попытался разорвать ее, затем в дело пошел топор — но это было уже бесполезно. Знак, сконструированный по образцу лежащей на Вратах Йог-Сотота Печати Старших Лордов, держался надежно. — Мой выбор сделан, — сказал я, делая шаг вперед. Пропасть испустила протестующий возглас (как ни странно, несколькими голосами сразу), но слова Мыслителя легко перекрыли их: — Пусть. Это его п'аво. «Древние действительно держат слово», — успел подумать я, падая в черноту Бездны. |
||
|