"Наталья Ожигова. Милицейская собака Дружок и другие овчарки " - читать интересную книгу автора

меня по-хорошему. Он начал мне объяснять про какого-то Фому, обретавшегося
на "Пятаке" (имелся в виду расположенный неподалеку базарчик под названием
"Пятачок"), пусть, значит, мой хозяин подъедет с распиской к этому Фоме, тот
с ним и рассчитается. При этом он назвал мифического Фому своей "крышей". Я
тогда в бандитские "понятия" не вникала, это теперь мы благодаря журналистам
и авторам детективов о них кое-что знаем, - но сама мысль о "крыше", которая
якобы будет за кого-то там платить, показалась мне подозрительной. Вот если
бы "крыша" посылала за деньгами к своему подопечному бизнесмену, это еще
как-то можно было бы понять... А впрочем, отдавать товар без денег было
всяко нельзя, и я собралась стоять до последнего.
Тон разговора между тем закономерно менялся, на мою голову посыпались
матюги и угрозы. Не стану врать, будто мне не было страшно. Было, да еще
как! Я тряслась от испуга и упрямо твердила:
- Не дам я тебе ничего...
Кореша бритоголового торчали около машины, наверное, потому, что к
маленькому окошечку мог подступиться только один человек. Когда мой обидчик
вдруг прервал разговор и отошел к своим, я было вздохнула с облегчением, но
сразу выяснилось, что рано. Он уже возвращался, неся в руке монтировку.
- Ща я те, падла, все тут разнесу!
И полез в окошечко свободной рукой, собираясь схватить с витринки
товар.
Я поняла, что настало время пустить в ход последнее средство. Собаку.
Я хорошо представляла себе возможности моей Ларьки, вернее, почти
полное их отсутствие. При весьма крупных размерах она была слабой,
флегматичной собакой, неспособной, к примеру, пойти на задержание, она
фигуранта-то на площадке когда кусала, а когда и нет. Я всегда гуляла с ней
без поводка, потому что она ни для кого не представляла опасности... Но у
нас очень четко, до полного автоматизма, был отработан один "показательный
номер". Я знала, что, если схватить ее за ошейник и тревожным голосом дать
команду "Че он?" (я пользовалась этим сочетанием вместо слова "чужой"), -
Ларька взовьется на дыбы, издаст страшный рев и жутко ощерится, имитируя
нападение. А я, в свою очередь, буду изображать, будто из последних сил
удерживаю кровожадного монстра.
Этот трюк нас ни разу не подводил. Во всяком случае, мужики во дворе,
иной раз пытавшиеся по пьяному делу ко мне приставать, неизменно шарахались
прочь, трезвели, начинали извиняться...
Вот и теперь при виде лезущей в форточку руки, понимая, что, может
быть, наживаю себе еще худшие неприятности, я хлопнула по прилавку ладонью,
сгребла Ларьку за ошейник и завопила:
- Лари, че он?!!
Условный рефлекс не подвел. Овчарка с рыком взвилась... Тут надо еще
добавить, что Ларькины глаза, когда она злилась, по какой-то причине
жутковато синели. Зато зубы у нее, в точности как когда-то у Коры, всю жизнь
были кариесные, желтые, отчего из пасти неистребимо воняло. И вот такая-то
харя, к тому же свирепо наморщенная, лязгая ощеренными клыками, с яростным
ревом вылетает из-под прилавка, оказываясь в сантиметрах от бандитского
носа!..
Руку он успел отдернуть в самый последний момент. Между прочим, если бы
не успел, Ларька его бы скорее всего хватанула, причем как следует. Она ведь
чувствовала нараставшее напряжение обстановки и то, как я гладила ее