"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

Он, конечно же, знал, что в среду мы придем позвонить нашим
родственникам в Тель-Авив, он также знал, что Цви работает в больничной
кассе, что Хая занимает важный пост в женсовете Тель-Авива, что сын их Игаэл
станет спортсменом, когда вырастет, что их хорошие друзья известные
политические деятели Голда Меирсон и Миша Колодный, которого здесь называют
Моше Кол, но, тем не менее, мы ему напоминали:
- Мы пришли позвонить родственникам в Тель-Авив.
Господин Хайнман обычно отвечал:
- Да. Конечно. Присядьте, пожалуйста.
И всегда рассказывал свой неизменный анекдот про телефон. Однажды на
сионистском конгрессе в Цюрихе из боковой комнаты, примыкавшей к залу
заседаний, донеслись ужасные вопли. Берл Локер, член исполкома Всемирной
сионистской организации, спросил Авраама Харцфельда, организатора
Сионистской рабочей партии, что там за шум. Харцфельд ответил ему, что это
товарищ Рубашов, будущий президент Израиля Залман Шазар, разговаривает с
Бен-Гурионом, находящимся в Иерусалиме. "Говорит с Иерусалимом? - удивился
Берл Локер. - Так почему же он не воспользуется телефоном?"
Папа произносил:
- Сейчас я наберу номер.
Мама:
- Еще рано, Арье. Есть еще несколько минут.
С чем отец обычно не соглашался:
- Верно, но пока еще нас соединят...
(В те дни еще не было автоматической связи с Тель-Авивом.)
А мама:
- Но что будет, если нас моментально соединят, а они еще не пришли?
На это отец отвечал:
- В таком случае мы просто попытаемся позвонить еще раз.
- Нет, нет, они будут волноваться. Они могут подумать, что прозевали
нас.
Пока они обменивались мнениями, время подходило к пяти. Отец поднимал
трубку, делая это стоя, а не сидя, и обращался к телефонистке:
- Добрый день, любезная госпожа. Я прошу Тель-Авив, 648 (или что-то в
этом роде: мы жили тогда в мире трехзначных чисел).
Случалось, что телефонистка говорила:
- Пожалуйста, подождите, господин, еще пару минут, сейчас говорит
начальник почты, линия занята.
Впрочем, иногда говорилось, что на линии "господин Ситон" или "сам
господин Нашашиби", глава одной из богатейших арабских семей Иерусалима.
Мы немного волновались - что же будет, как они там, в Тель-Авиве?
Я прямо-таки зримо представлял себе его, этот единственный провод,
соединяющий Иерусалим с Тель-Авивом, а через него - со всем миром. И вот эта
линия занята. И пока она занята - мы оторваны от всего мира. Провод этот
тянулся через пустыню, скалы, извивался среди гор и холмов. Это казалось мне
великим чудом, и я дрожал от страха: что же будет, если ночью стая диких
зверей сожрет этот провод? Или плохие арабы перережут его? Или зальет его
дождем? Вдруг случится пожар, загорятся сухие колючки, что часто случается
летом? Кто знает... Где-то там извивается себе тонкий проводок, который так
легко повредить. Его никто не охраняет, его нещадно жжет солнце. Кто
знает... Я был преисполнен благодарности к тем людям, что протянули этот