"Валентин Владимирович Овечкин. Упрямый хутор (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

- Были первыми, и будем первыми!..


- У нас народ упрямый, товарищ лейтенант, - говорил Харитон Акимыч
Дорохину. - А упрямый, скажу, потому, что дюже был хороший колхоз. У нас
колхоз был не простой.
- Золотой?
- Вот именно - золотой. Передовой был колхоз на всю округу. В газетах
про нас писали. Пять человек послали от нас председателями в другие
колхозы - нашей закваски, нашего воспитания! Где бригадиры ни свет ни заря
на ногах, ходят по полям, дело направляют? У нас. Где звеньевые рекордами
гремят? Опять же у нас! Где самые боевые доярки, телятницы? Запевалы? Э-э,
работали!.. Председатель у нас был из двадцатипятитысячников. Отец родной!
В душу тебе влезет, самого отсталого человека доведет до сознания!.. Какие
люди были! Это меня нынче по нужде выбрали. Семьдесят восемь солдат пошло
из нашего колхоза в армию, бригадиры, трактористы, вся краса колхоза!..
- И я, Акимыч, пошел на фронт не из плохого колхоза, - сказал
Дорохин. - Кубань. Слыхал про такой край?.. У нас там все покрупнее
вашего. Степи глазом не окинешь. Станицу за час из края в край не
пройдешь. Такой колхоз, как у вас, это по-нашему - бригада!.. Семь
автомашин было в колхозе. Колхозниц возили в поле и обратно на машинах. В
сороковом году построили электростанцию на реке Лабе... Что там сейчас,
после немцев?..
Однажды ночью Харитон Акимыч пришел в блиндаж к Дорохину - его уже
все солдаты знали и пропускали как своего - с бородатым, лохматым, старым
на вид человеком, инвалидом на деревяшке.
- Вот наш тракторист, - представил старик инвалида, - Кузьма
Головенко. Оставался дома по случаю непригодности к военной службе. Увечье
получил не на фронте. В каком году, Кузьма, в тридцать восьмом? Из Кургана
с базара ехал, под поезд угодил, выпивши... Тракторист был так себе,
получше его ребята работали, - как и я, скажем, в те годы в председатели
не годился. Но теперь придется нам обоим подтянуться!
- Кто же из вас старше? - спросил Дорохин.
- Мне, товарищ лейтенант, тридцать два года, - ответил Головенко.
- Что ж ты так себя запустил? Не стрижешься, не бреешься. Не в
дьяконы ли постригался тут при немцах? - спросил старшина.
Головенко потеребил клочковатую, нечесаную бороду, глуповато
ухмыльнулся, промолчал.
- Парень ждет со дня на день, - ответил за него Харитон Акимыч, - что
его - за машинку, и в конверт. Вернется наша мэтэес - судить его будет за
дезертирство. Назначили его трактора угонять, с девчатами и теми
механиками, что по броне остались, а он бросил машину, вернулся с дороги
домой. Вот какое с ним положение... А я ему говорю: "Надо сделать, Кузьма,
так: пока вернется мэтэес, чтобы ты уже тут отличился перед Советской
властью! Всю землю чтоб нам попахал! Может, и помилуют тебя". Там еще,
товарищ лейтенант, мои члены правления ожидают, - Марфа Рубцова и Дуня
Сорокина. Как бы их пропустить сюда?
- Да что у меня тут - контора колхоза?
- Дело есть к вам.
- Какое дело?.. Ну пусть зайдут.