"Виталий Овчинников. Рыночная цена счастья" - читать интересную книгу автора

В твоем сердце она, в твоей душе.
А насчет любимой работы - это понятие слишком уж абстрактное и не так
оп-ределенное, как нам иногда кажется на первый взгляд.. И пора нам уже
понять одну элементарнейшую истину, что любимой работы не бывает вообще Ведь
работа - это на- вязанная тебе откуда-то извне и добровольно принятая тобой
обязанность, да еще усилен-ная собственной твоей ответственностью за
выполняемое тобой дело, а потому - всегда и всегда насилие над тобой и некая
принудиловка. То есть, все такое, этакое, и не слиш-ком приятное, когда ты
совершенно не свободен в своих желаниях. и тебе приходится по утрам куда-то
обязательно идти, и идти не просто так, когда у тебя есть возможность или
желание идти, а когда это нужно кому-то другому, совершенно постороннему для
тебя человеку, твоему хозяину, нанявшего тебя для работы на него. И причем -
обя-зательно что-то делать, и делать не то, что тебе хотелось бы делать
самому, а делать то, что нужно этому твоему хозяину, тебе абсолютно чужому и
не слишком даже приятному человеку и делать независимо от собственного
настроения, от собственного желания, от собственного самочувствия.. И, чаще
всего - делать всегда одно и тоже. Сегодня, завтра, послезавтра, через
месяц, через год. Делать, делать и делать. О какой уж тут любви может идти
речь? В лучшем случае - лишь о привычке.
Профессиональной при-вычке. А профессиональная привычка - это уже
рефлекс, почти что автоматизм. И мы начинаем работать, совершенно не думая о
самой работе, о ее смысле.. И работаем, витая мыслями где-то в своих, не
слишком понятных даже для себя каких - облаках.
Как в одной известной притче, мы, в основном, кладем кирпичи на стены
какого-то здания, но не строим сам храм. Редко кому из нас удается в своих
делах видеть даль-нюю, конечную цель собственного труда. Чаще всего, мы
захлебываемся в ежедневной текучке каких-то своих, сиюминутно-срочных дел,
даже и не дел, а делишек, но не видим общего своего результата. И не потому,
что не хотим, или не можем, а просто потому, что не получается заглянуть
вперед. Мельтешим уж слишком. А мельтешим потому, что жизнь заставляет
мельтешить.
Мелочная она у нас какая-то, эта жизнь. Но другой, альтер-нативной
жизни у нас с вами нет. Не бывает ее, другой-то. Во всяком случае - у нас, у
обычных людей. Она у нас есть такая, какая есть Вот так-то оно и получается
на самом деле, если уж разбираться. И при чем здесь любовь? В разговорах о
работе ей места нет и не может быть. Любить можно только человека. Мужчину.
Или женщину.. Или ребен-ка. И все.
Ни на что другое наша с вами любовь не способна. И не стоит больше
трепать это слово. Оно - святое...
Наверное, можно было бы любить творческую работу. Актерам, писателям,
музы-кантам, точнее - людям искусства, а не каким-то там простым гражданам
земли. Ну, еще может быть - политикам, ученым. И то, если ты успешный
политик.и успешный ученый. Но...что здесь надо будет тогда считать -
работай?. Бесконечные репетиции у актеров с безуспешными попытками постичь
замысел режиссера, если он, конечно же, существует наяву, а не в его
абстрактных и не в совсем еще определившихся замыслах; этот часами
непрекращающийся оскорбительный мат и жуткое психологическое давление на
актеров, делающих все, по мнению режиссера, не так, как надо. А как, по его
мыслям надо - он и сам еще толком-то не знает. Он, видите ли - в творческом
поиске. Или работа на сцене под непрекращающиеся овации на премьере, (если -