"Олег Овчинников. Игрушкин дом" - читать интересную книгу авторагорячей и влажной и сопровождалась выделением струйки голубого
пара, четырехкратное рукопожатие завершилось и круг замкнулся. И круг этот, по аналогии с многоугольниками, лучше назвать "неправильным", ибо для правильного круга в нем было слишком много углов. По сути своей неправильный круг внутри сферы неопределенного радиуса - это ли не песнь во славу грядущей геометрии? И это не я придумал - заменять в тексте все вхождения слова "ведь" на "ибо" и начинать каждое предложение с союза "и" - в наивной попытке вернуть прозе безвозвратно утраченную, украденную у нее стихами ритмичность. Это придумал задолго до меня коллективный автор книги, которой еще до создания был присвоен статус "настольной", хотя на деле она много чаще оказывается "внутритумбочной" или даже "подкроватной". И пускай этот коллективный автор, беззастенчиво используя свойство врожденной доверчивости человека читающего ко всякому написанному, а тем более - с легкой подачи Гутенберга - напечатанному тексту, пытается доказать, что в начале было слово. И слово это, якобы, было убого. Явная, а главное - бесполезная ложь. В начале были Творцы. И было их четверо. И через них все начало быть, что начало быть. Ну, или почти все. Ведь, на самом деле, ни один из них так и не сознался в создании пространства/времени. И Творцы существовали всегда. По крайней мере - сколько себя помнили. И все-таки коллективный автор лгал не во всем. Меня всегда умело перемежая их с точно рассчитанной толщины слоями правды. Правды объективной, не вызывающей сомнения, такой, после которой и ложь некоторое время по инерции кажется правдивой. И создал дед Землю, и выросла она большая-пребольшая, и на создание ее вполне могло уйти всего семь дней. Ведь мы то с вами уже знаем, что все единицы измерения глубоко субъективны. И в одном коллективный автор был прав бесспорно - элемент убогости в данном пространстве/времени действительно присутствовал. Их было пятеро. Я не хотел говорить, но их было пятеро. И пятый (даже не Пятый, а просто пятый) был бесконечно убог. Однако Творцы крайне нуждались в нем. Он был им нужен, как избе пятый угол, при условии, что изба - не здание Пентагона, ибо здание Пентагона нельзя построить без единого гвоздя. Это - аксиома, не вздумайте экспериментировать! Как собаке - пятая нога, причем хромая от рождения. Как пятое колесо - и даже не телеге, а - вдумайтесь!- велосипеду. Никчемный и бесполезный, не способный к созидательной деятельности, да и просто недалекий, однако, не становящийся от этого более близким, пятый всюду сопровождал Творцов, внося элемент случайности в их слаженные действия. Нелепый, как Машина Тьюринга, реализованная на Ленте Мебиуса, он очень мешал Творцам, но они не могли от него избавиться. Ведь это именно пятый впоследствии придумает способ быстрого и ненавязчивого избавления от тех, кто мешает. Однако мириться с его постоянным присутствием они больше не могли. И |
|
|