"Лев Сергеевич Овалов. История одной судьбы" - читать интересную книгу автора

была тихая, сонная, огороды тянулись от домов до самой реки. Алексей жил в
маленьком флигельке - комната и кухня, - но все ж таки в отдельной квартире.
Над крышей на шесте, точно вышка часового, торчал островерхий
скворечник.
- Все лето живут, - сказал Алексей. - Хотел поймать, приручить, да не
собрался.
В сенях было темно, стояли какие-то кадушки, пахло сырым деревом,
кислой капустой, погребом.
- Хорошо, что женился, - пошутил Алексей. - Мать капусты наквасила,
двоим за зиму не съесть.
- Мать-то знает? - спросила Анна.
- Два дня ждет, - беспечно проговорил Алексей. - Еще бы!
Дверь сама распахнулась навстречу. Пахнуло теплом, жарко натопленной
печью, чем-то съедобным, домовитым. У печки стояла женщина, немолодая, но и
не так чтобы сильно старая, крупная, в черном платье, ростом почти с сына,
только пополней и не такая красивая, как Алексей.
- Вот и мать, - сказал Алексей. - А это Аня. Знакомьтесь.
Анна подошла к свекрови. Она не знала, как себя вести, как здороваться.
Не знала, надо ли целоваться. Но свекровь сама сделала два шага вперед,
захватила рукой подол, обтерла губы и прикоснулась к Анне губами, сперва к
одной щеке, потом к другой.
- Значит, так... - сказала свекровь. - Ну что ж, заходи... Заходите, -
поправилась она. - Говорил он мне...
В кухне было ни грязно, ни чисто, было, как в обычной кухне, только за
печкой стояла просторная кровать с целой горой подушек в цветных наволочках.
- Проходи, - пригласил Алексей жену, и они втроем прошли в комнату.
Кровать Алексея была поскромней, чем у матери. Разросшийся фикус с
большими, точно вырезанными из жести листьями, пяток венских стульев да
этажерка с коробками из-под папиросных гильз, с бритвенными принадлежностями
и десятком-другим книг составляли всю обстановку комнаты.
Анна кивнула ему:
- Значит, здесь...
Еще раз оглядела она новое жилище. Стены были оклеены выцветшими
обоями. Желтые цветы по серому полю. Над кроватью под стеклом, окаймленным
черным багетом, висело десятка два фотографий, наклеенных на один картон.
Анна подошла ближе.
- Все я, - сказал Алексей. - Можно сказать, вся моя жизнь.
Он пальцем стал указывать на каждую из фотографий.
- Вот папа с мамой, сестра стоит, а я на руках у мамы. Они у меня из
колхозников.
- А ты?
- Я - государственный служащий. Это я в школе, пионерский отряд. Это по
окончании десятилетки. Это отец в гробу. Это я в армии. Это на курсах
бухгалтеров, а это уже бухгалтером в райпотребсоюзе. Там лучше было, чем
сейчас у нас. Весь товар шел через наши руки. Ну, а это уж в начале войны,
на курсах комсостава. Это после производства в младшие лейтенанты, а это на
фронте, после награждения Красной Звездой. Это я уже капитан, снят под
Дрезденом. А это здесь, в Суроже, после демобилизации...
Действительно, вся жизнь, подумала Анна. Самая обыкновенная, и... И,
собственно, никакая. Все сказал, и ничего не сказал. Как жил, чем жил, чем