"Джойс Кэрол Оутс. Никто не знает, как меня зовут " - читать интересную книгу автора

где тогда она увидела, как что-то двигалось. Мамочка буркнула: "О черт! Уж
эта связь!" - и сказала Джессике, что пойдет договорить внизу - две-три
минуты, так не присмотрит ли Джессика за Беби? И Джессика пожала плечами и
сказала: "Да, конечно". Мама, которая была босой, в просторном летнем
балахоне с глубоким вырезом, от которого Джессика жмурилась, заглянула в
колыбель Беби, проверяя, убеждаясь, что Беби ДЕЙСТВИТЕЛЬНО крепко спит, и
мамочка побежала вниз, а Джессика снова занялась биноклем, который оттягивал
ей руки, и запястья у нее начинали ныть, если только не опереться о перила.
Она, как во сне, считала яхты на озере - в ее поле зрения их было пять, - и
ей стало нехорошо, потому что теперь было уже после Четвертого Июля, и
папочка все время обещал, что приведет в порядок яхточку и покатает ее. В
предыдущее лето, и в предпредыдущее, и в предпредпредыдущее папочка к этому
времени уже плавал по озеру, хотя, как он говорил, моряк из него получился
никудышный, и ему требовалась безупречная погода, а сегодня выдался
безупречнейший день - душистый, благоуханный, и ветер дул порывами, но
совсем не сильными, - но сегодня папочка был в городе, у себя в офисе, и
вернуться должен был только завтра вечером, и Джессика мрачно думала,
покусывая нижнюю губу, что теперь, когда есть Беби, мамочка, наверное, с
ними не поплывет кататься на весь день, все это изменилось. И никогда не
будет прежним. И Джессика видела движение быстро порхающих птиц среди
сосновых веток, и неясное что-то серое, как туман, пересекло поле ее
зрения - птица? сова? Она старалась найти его среди сосновых веток, таких
пугающе увеличенных - каждая веточка, каждая иголка, каждый сучок такие
большие и словно всего в дюйме от ее глаз, и тут она вдруг поняла, что
слышит странные страшные звуки, булькающие, хрипящие звуки, и ритмичный
скрип, и она в изумлении обернулась, и меньше чем в трех шагах позади себя
увидела чертополошно-серого кота, скорчившегося в колыбели на крохотной
грудке Беби, припав мордой к ротику Беби...
Колыбель покачивалась под тяжестью кота в такт движению его лап,
которые будто что-то грубо месили. Джессика прошептала: "Нет!.. Ой нет!.." -
и бинокль выпал из ее пальцев. Словно во сне ее руки и ноги отказывались
двигаться. Гигантский кот, свирепоглазый, чей туманно-серый мех казался
легче пуха молочая, а серый, пышный, с белым кончиком хвост стоял торчком,
не обращал на нее никакого внимания и жадно всасывался в ротик младенца,
месил и царапал свою маленькую добычу, а Беби судорожно боролась за жизнь -
вы бы не поверили, что трехмесячный младенец способен так сопротивляться,
отчаянно размахивать крохотными ручками и ножками. Однако чертополошно-серый
кот был сильнее, гораздо сильнее, и не отступал от своей цели - ВЫСОСАТЬ
ДЫХАНИЕ БЕБИ, ЛИШИТЬ ЕЕ ВОЗДУХА, УДУШИТЬ СВОЕЙ МОРДОЙ.
Очень долго Джессика не могла пошевельнуться - вот, что она скажет, в
чем признается потом. А к тому времени, когда она подбежала к колыбели,
захлопала в ладоши, чтобы спугнуть кота, Беби перестала бороться, ее личико
все еще было красным, но быстро утрачивало краски, становилось похожим на
личико восковой куклы, а ее круглые голубые глазки были полны слез,
расфокусированными и незряче смотрели за плечо Джессики.
Джессика закричала: "Мамочка!"
Ухватив свою беби-сестричку за хрупкие плечики, чтобы встряхнуть,
оживить, Джессика в первый раз по-настоящему дотронулась до своей
сестрички-беби, которую так любила, но в беби не осталось жизни - было уже
слишком поздно. Плача, крича: "Мамочка! Мамочка! Мамочка!"