"А.Островер. Удивительная история или повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось " - читать интересную книгу автора

И вдруг произошло событие, придавшее всему делу новый оборот.
Из Парижа с личным посланием от бывшего министра Адольфа Тьера приехал
кавалер Пьер-Мари Пиетри. Адольф Тьер хотел заручиться обещанием царя
Николая поддержать кандидатуру принца Луи Наполеона на пост президента
республики.
Революция 1848 года во Франции была подавлена, но французскую буржуазию
обуял страх перед народом, и она возмечтала о власти диктатора.
К Адольфу Тьеру Николай относился с пренебрежением: он не мог простить
ему ни восстания лионских ткачей, ни малой крови при подавлении рабочих
волнений в Париже. Мог ли Николай тогда знать - ведь политической
прозорливости ему не хватало, - что именно честолюбивый карлик Адольф Тьер
окажется палачом Парижской коммуны!
Кавалер Пьер-Мари Пиетри был одним из самых близких к Адольфу Тьеру
людей, и именно его Тьер направил в Петербург с секретной миссией. Лучшего
дипломата для такого щекотливого поручения нельзя было и найти: умный,
образованный, находчивый, ловкий, с приятным лицом, бархатным голосом и
галантными манерами маркиза времен Людовика XIV.
Пиетри добросовестно передал просьбу своего официального патрона, но
сопроводил эту просьбу такими двусмысленными доводами, что даже опытный
Николай не сразу разобрался в дипломатической игре француза.
У Пьера-Мари Пиетри было в Петербурге еще два дела: государственное и
личное. Государственное состояло в том, чтобы завербовать агентов среди
гвардейских офицеров, личное же заключалось в стремлении добыть редчайшую
рукопись Аристотеля, которая, по его сведениям, находилась в одной из
русских библиотек. Удачное выполнение первого дела, без сомнения, укрепило
бы его положение в министерстве иностранных дел; рукопись же принесет ему
богатство.
Николаю понравился французский дипломат, и после первой аудиенции царь
пригласил его к ужину.
Ужинали в круглом Белом зале, только отремонтированном после пожара.
Дверей в зале было четыре, и возле каждой, помимо обычного караула, дежурил
офицер. Одним из них оказался Николай Олсуфьев - в этот день дежурила в
Зимнем его рота.
Беседа за столом велась о красивых женщинах, о парижских театрах, о
русских рысаках и английских скакунах, о новом сорте голландских тюльпанов.
Пиетри умел почтительно соглашаться с мнением царя и при этом обнаруживал
знание предмета, о котором шла речь. Застольная беседа звенела, как весенняя
капель, - ярко и непрерывно. Когда в одном месте она иссякала, то
возобновлялась тут же в другом.
После обсуждения ходовых качеств русских и английских лошадей Дубельт
заговорил о том, как упорно трудился Карамзин. Ему хотелось втянуть в
разговор чванливого старика Девидова: стоит только подзадорить его или
рассердить, как он понесет такую околесицу, что даже напыщенный Николай
начнет хохотать, как школьник. Дубельт знал, чем можно донять вспыльчивого
Девидова: дальняя его родственница вышла замуж за сына сочинителя Карамзина,
и он, потомок петровского кузнеца, считал этот брак ужаснейшим мезальянсом.
Николай раскусил маневр Дубельта, нона этот раз не одобрил его и даже
нахмурился. Пиетри заметил это и, дождавшись конца дубельтовского
славословия, умело перевел разговор.
- Вашему великому историографу Карамзину, - сказал он, - повезло. В его