"Николай Островский. Рожденные бурей " - читать интересную книгу автора

девушка, которую малыш назвал Саррой, запомнилась ярче других. Особенно
огромные темные глаза, в которых выражение холодного безразличия мгновенно
исчезло, как только она заговорила с малышом. Если бы она не была так молода
(ей, наверное, не больше семнадцати), можно было бы подумать, что это мать
карапуза.
Ему хотелось узнать о Ядвиге и сыне больше, чем она сказала, но
привычная осторожность не позволяла расспрашивать. Хотя самое тяжелое
свалилось с плеч - он знает, что они живы, но волнение от предстоящей
встречи нарастало. Какой у него сын? Ведь мальчику сейчас восемнадцать лет.
Это уже настоящий мужчина... А Ядвига? А что, если у нее другой муж? Ведь
прошло одиннадцать лет! Как это давно было! Невозможно снять с плеч тяжесть
этих долгих лет, как не уйти от седины...
- Ну, вот мы и пришли!
Голос девушки мелодично певуч.
Он еще раз взглянул на нее. Серая, под цвет жакета, вязаная шапочка
одета без кокетства. Правильный носик, решительная линия красивого рта.
Она улыбалась, смутно о чем-то догадываясь.

- А, Саррочка! Сейчас иду...
- Я не одна, Ядвига Богдановна, к вам гость. Добрый день, Раймонд!
Раевский почти касался головой потолка низкой крошечной комнаты.
Единственное окошко выходило в стену какого-то сарая. Было темно и тесно.
Ядвига, надевавшая пальто, оглянулась.
Сигизмунд снял отяжелевшей рукой шапку и сказал тихо:
- Добрый день, Ядзя!
Несколько секунд Ядвига смотрела широко раскрытыми глазами.
- Зигмунд!..
Она рыдала, судорожно обняв его, словно боясь, что его опять отнимут у
нее.
- Зачем же плакать, моя дорогая, зачем? Вот мы и опять вместе... Не
надо, Ядзя... - уговаривал ее Раевский.
Раймонд не отрываясь смотрел на отца. Это о нем рассказывала ему мать
длинными вечерами с глубокой нежностью и любовью. В своем воображении
Раймонд создал прекрасный образ отца, мужественного, сильного, справедливого
и честного.
В сердце мальчика вместе с любовью к отцу росла ненависть к тем, кто
его преследовал, заковал в кандалы, сослал на каторгу.
Мальчик не мог ясно представить себе, что такое "каторга".
Он чувствовал только, что это что-то мрачное, безысходное. Мать
говорила о далекой, где-то на краю света, стране - Сибири, где лютый холод,
непроходимые леса или мертвые поля, покрытые снегом. На сотни километров
кругом - ни единой живой души. И вот там, в этом мрачном краю, люди в
кандалах глубоко в земле роют золото для царя. Их сторожат солдаты. Это и
есть каторга. И там его отец.
Сколько слез пролил мальчик, слушая печальные повести матери о том, кто
хотел лишь одного - счастливой жизни для нищих и обездоленных...
Кому, как не сыну, могла рассказать мать о своем незаживающем горе, о
молодой искалеченной жизни, о том, кого она не переставала любить и ждала
все эти долгие годы? Всю свою неистраченную нежность перенесла мать на сына.
Мальчик рос чутким н отзывчивым к чужому страданию и горю. Он был для