"Александр Николаевич Островский. Тяжелые дни " - читать интересную книгу автора

в высшей степени, облом, как есть. Поленом бы меня в те поры хорошенько.
Досужев. Ну, как же ты после? Подыгрался опять, или все еще сердится?
Андрей Титыч. Все сердится-с.
Досужев. Ты девичьему-то сердцу не очень верь.
Андрей Титыч. Разве я не знаю-с; да эта девушка-то другой сорт-с. Всем
нашим барышням, которые даже и в пансионе воспитывались, до нее далеко. Я
хоша и дурак, а вижу.
Досужев. Ну, твое счастье! Что ж, неужели ты так и бросил свое
волокитство?
Андрей Титыч. Эх, Василий Митрич! Уж так и быть, всю вам истинную
правду расскажу. Вот проходит неделя, мучусь я совестью через свое
невежество, а идти к ним боюсь. Проходит другая, третья; да уж и сам не
знаю, как-то осмелился: дай, думаю, пойду. Что ни будет, то будет.
Досужев. Разумеется.
Андрей Титыч. Прихожу я к ним, она одна сидит, работает. Взглянула на
меня-с, и вдруг у ней в одну минуту слезы на глазах-с. Начал я извинения
просить в своем собственном невежестве, а она мне на мои извинения ничего не
говорит, а твердит только одно: "Что ж вы не приходили? Что ж вы не
приходили? Значит, это была только шалость с вашей стороны?" Я опять даже со
слезами начинаю ее просить-с: "Вы, говорю, только меня простите, а уж я
вперед, говорю, никогда не осмелюсь". Она взглянула на меня и засмеялась: "В
чем, говорит, простить-то! Грех-то небольшой". А у самой, гляжу, опять слезы
на глазах. Тут мать вошла, я за шапку да домой. Что же это такое, Василий
Митрич?
Досужев. Известно, что. Значит, она тебя любит. Надо с тебя магарыч.
Андрей Титыч. За этим дело не станет-с. Только прихожу я домой-с, хочу
ей самое жестокое письмо написать, а тятенька вдруг ко мне: "Что, говорит,
ты шляешься, как саврас без узды! Собирайся, говорит, ехать невесту
смотреть!" Как тут жить!
Досужев. Что делать-то! Терпи, казак, атаманом будешь! Что ж, ты послал
письмо?
Андрей Титыч. Послал-с.
Досужев. Что же ты написал? Ну, сделай милость, Андрюша, скажи!
Андрей Титыч. Все чувства свои выразил, какие только есть. Три дни
писал. И в конце пишу, чтобы она мне на ответ написала, где я ее могу видеть
и когда, и чтобы никого при том не было, и что если мне будет в этом отказ,
то я могу себя потерять через это, и она будет за меня богу отвечать. Это
письмо я вчера отдал нашей девушке и сейчас же ответ получил. Я вас давеча
обманул немного-с. Пишет, что она пойдет в город, и чтобы я сегодня утром
был в Кремлевском саду, здесь мы и можем видеться.
Досужев. Значит, ты в суд не пойдешь?
Андрей Титыч. В суд само собой-с. Да ведь еще теперь рано-с.
Досужев. Ведь отец твой сам ничего не смыслит, кто же вам дела
стряпает?
Андрей Титыч. Был Сахар Сахарыч, да его теперича за безобразие
прогнали; а теперь у нас умнейший человек: Харлампий Гаврилыч Мудров.
Досужев. Да, дурак известный. Его лет тридцать тому назад из управы за
взятки выгнали. И дела ничего не знает: он только те законы и помнит,
которые при нем были. Даром деньги берет. А ты скажи отцу про меня; я и
лучше сделаю, и возьму дешевле.