"Пол Остер. Книга иллюзий " - читать интересную книгу автора

Ксанакс. Сильное и опасное снотворное. Принимайте, мистер Зиммер,
строго по назначению, и вы превратитесь в зомби, в неодушевленное существо,
в бессознательный комок плоти. С этой подзарядкой вы перелетите через
материки и океаны и даже не почувствуете, что побывали в воздухе, это я вам
гарантирую.
К полудню следующего дня я был в Калифорнии. А еще через двадцать
часов я уже занимал место в приватном просмотровом зале Тихоокеанского
киноархива, чтобы посмотреть очередные комедии Гектора Манна. "Танго с
осложнениями" оказалось едва ли не самым эксцентричным и искрометным из его
фильмов; "Дом и очаг", напротив, был одним из наиболее сдержанных. Этим
картинам я посвятил две недели с лишком: каждое утро к десяти часам, как
штык, я приходил в архив, а когда он был закрыт (в Рождество и на Новый
год), я продолжал работать у себя в номере, читая специальную литературу и
систематизируя записи в преддверии следующего этапа моего путешествия. 7
января 1986 года я проглотил чудо-пилюли доктора Сингха перед прямым рейсом
Сан-Франциско - Лондон: "Кататония-экспресс", шесть тысяч миль нон-стоп. На
этот раз требовалась большая доза, однако из опасения, что и она не
поможет, перед самой посадкой я принял лишнюю пилюлю. Не следовало,
конечно, нарушать инструкцию, но страх проснуться в середине полета был
таким цепенящим, что в результате я чуть не уснул навеки. В моем старом
паспорте есть штамп, доказывающий, что восьмого января я ступил на
британскую землю, но спрашивать меня о том, как я приземлился, как прошел
через таможню, как добрался до отеля, бесполезно. Я проснулся девятого
января в незнакомой кровати, и с этого момента жизнь моя возобновилась.
Такого со мной еще не случалось - я был в нетях целые сутки.
Оставалось четыре фильма - "Ковбои" и "Мистер Никто" в Лондоне;
"Марионетки" и "Бутафор" в Париже, - и я отдавал себе отчет в том, что
другого случая их увидеть у меня не будет. Я всегда мог при необходимости
вернуться в американские архивы, но еще раз слетать в Британский
киноинститут или парижскую Cinematheque - нет уж, увольте. Я сумел-таки
вытащить себя в Европу, но больше чем на один раз моего героизма точно не
хватило бы. По этой причине я там порядком пересидел, в общей сложности
почти семь недель, ползимы, закопавшись в норе, как какой-нибудь дикий
пещерный зверь. Если до сих пор я был просто скрупулезен и добросовестен,
то теперь мой проект обнаружил настоящую страсть, одержимость, граничащую с
навязчивой идеей. Видимой частью айсберга было желание изучить, постичь
природу фильмов Гектора Манна, но, в сущности, дело-то не в нем, а во мне,
я учился бить в одну цель, держать в уме один-единственный предмет. Я
превратился в маньяка, но только так я мог выжить и не рассыпаться на
мелкие осколки. По возвращении в Вашингтон в феврале месяце я завалился
спать в аэровокзальной гостинице, чтобы очистить голову от дурмана
ксанакса, а поутру, не теряя времени, забрал свою машину с долгосрочной
парковки и двинул прямиком в Нью-Йорк. Вернуться в Вермонт я был пока не
готов. Чтобы писать книгу, надо было затвориться в четырех стенах, и если
существовал на свете город, который в наименьшей степени действовал мне на
нервы, то это был Нью-Йорк. Пять дней я потратил на поиск жилья в
Манхэттене и ничего не нашел. Это был пик уолл-стритовского бума, еще ничто
не предвещало обвала, который случится меньше чем через два года, в
восемьдесят седьмом, и съемные квартиры были наперечет. В конце концов я
перебрался через мост в район Бруклин-Хайтс и там снял первое, что мне