"Александр Осипенко. Пятерка отважных " - читать интересную книгу автора

удивило бы и поразило Густю. Он и сам не знал, откуда и почему появилось у
него это неодолимое желание. Но оно не давало Данилке спокоя.
За местечком, уже на Баварском пути, Данилка достал из кармана пачку
папирос, закурил. Курить Данилка не умел. И закурил он только ради того,
чтобы обратить на себя Густино внимание.
Она и действительно обратила на него внимание.
- Мальчик, - чересчур по-взрослому заговорила Густя, - разве ты не
знаешь, что курить вредно?
- А тебе-то что? - намеренно грубо спросил Данилка.
- Ты заболеешь туберкулезом, - ответила Густя, вроде бы не замечая
Данилкиной неприязни.
- А тебе какая забота? Хочу и курю...
- Ты как себе хочешь, но я расскажу твоей маме, - сказала Густя.
Тут уже Максимка не смог молчать.
- У него нет мамы, - сказал Максимка. - Ее убило снарядом.
Густя даже остановилась.
- Мальчик, - сказала она, - прости меня, я не знала кто ты. А теперь
знаю. Ты - Данилка с Переспы. О тебе рассказывал мой папа. Он ставил тебя в
пример. Ты остался один без отца и матери, но не растерялся...
Густя взяла Данилкину руку и крепко пожала ее.
Ничего удивительного в том не было, что Густя до этого времени не знала
Данилку, а Данилка - Густю. Дело в том, что в Велешковичах были две школы. В
той, в которой учился Данилка, было только семь классов, и стояла она
немного в стороне, а та, в которой учились Густя и Максимка, стояла в
центре, и было в ней десять классов. В семилетку ходили дети с Переспы и
окрестных деревень, а в десятилетку - дети местечка. Между учениками обеих
школ не было большой дружбы, хотя учителя и прилагали немало усилий, чтобы
их сдружить.
Данилка также был поражен тем, что девочка пожала ему руку. Он не знал,
как к этому отнестись. На всякий случай он бросил папиросу в канаву.
- Гляньте, гляньте, что это? - закричал Максимка.
Данилка посмотрел вдоль Баварского пути. Из-под горы по нему двигалась
огромная, какая-то страшная толпа.
Она двигалась очень медленно. Впереди ее вышагивал фашист с автоматом
на небрежно распахнутой груди, по сторонам также шли фашисты с автоматами, а
между ними - пленные бойцы Красной Армии.
- Давайте убегать, - шепнул Максимка.
Но ни Данилка, ни Густя не двинулись с места.
Пленные, как один раненые бойцы Красной Армии, шли посреди дороги,
поддерживая друг друга. Бинты на них засохли, гимнастерки вылиняли и
порвались, сапоги развалились. Вид у красных бойцов был не то что
неприглядный, а даже какой-то несчастный. Но как только они увидели возле
дороги детей, то все, даже самые больные и беспомощные, подтянулись,
приободрились. Один из них подмигнул детям: "Ничего, мол, еще не все
потеряно. Будет когда-нибудь и на нашей улице праздник". А другой красный
боец - немолодой, скорее всего, командир, толстоватый такой и с большим
носом, поднес два пальца ко рту, чмокнул их и также подмигнул. Данилка понял
так, что командир не иначе как просит закурить. Он вытянул из кармана пачку
папирос, перескочил канаву.
- Возьми, дядечка, возьми, - старался пробиться к командиру Данилка. -