"Валерий Осинский. Ужиный угол " - читать интересную книгу автора

В армии еще духом я не поладил с чурками. Знаешь, наверное: если я,
положим, из Тамбова, а ты из Костромы, то хрен ты за меня впишешься. А у них
иначе. Зацепил одного, так они сначала ордой порвут, а потом земляка
спросят, из-за чего сыр-бор. Вот отловят они меня всей ватагой. Наваляют.
Потом я одного встречу, - больше не успевал - навешаю крендельков маковых.
Опять они меня ловят. Через пару недель Леня Молотков - один большой синяк.
До того дошел, что решил, одного удавлю. А там, хоть в дисбате гнить. А
отступить нельзя! Как потом служить? Узнал про то наш сержант, дембель. С
дедами переловил он орду и устроил им Куликово поле. Привели ко мне на
расправу самых матерых чурок. В душе я пляшу от злорадства, пестую месть.
Чурки насупились. Деды мне говорят, молоти их, как они тебя молотили. Смотрю
я на чурок. Знаю, случись нам встретиться, опять бы увечили. Кулаки зудят. А
как начали дружки науськивать - бей, бей, бей! - руки опустились, и злость
прошла. Говорю, в драке могу! А как палач, нет! И ушел.
Сержант уволился. Ну, думаю, вешайся, Леня. Неделя, месяц проходят. Не
тронули! А потом ихний, в нашей роте, признался: сначала они меня за дурачка
считали - лезет на рожон, ну и лупи его для смеха. А вышло иное...
Вот, Коля, сколько лет прошло, и не раз я на кулаках за правду, и по
глупости выходил. А все гадаю, кем бы я стал, если бы ударил чурок, когда их
держали? И в чем правда, в том, что сержанта боялись и не мстили ему и,
значит, мне, либо в том, что совестно нам было руки друг на дружку поднять?
А еще думаю, как бы повернулось, если бы сержант за меня не вступился?
Кузнецов поерзал на табуретке.
- Ты меня попом на исповеди выбрал? Сказать бы тебе, выбрось ерунду из
головы. Так ведь хочется на звезды взглянуть! - Они снова засмеялись.
- Коль! Скажи, почему так: сколько книжек написано про доброту, а все ж
хочется зуба за зуб лишить, а не щеку подставить?
- Сам знаешь! Чтобы не повадно было...
- Что Наталья у тебя такая серьезная? Щас ничего. Физкультура на
воздухе ей на пользу. А раньше из лица кирзу крои...
- У нее спроси! - усмехнулся Кузнецов.
- Потому что в горах не Колю, а меня нашли! - женщина неслышно вошла,
поправляя волосы. Ее большая тень дрогнула на стене.
- Да ты мать Тереза! Спит? - спросил Молотков. Наташа кивнула. -
Плеснуть?
Хозяин ушел за стопкой. Женщина, кутаясь в платок, подсела к мужу.
- Молотков, - сказала Наталья, - хочешь, я тебе по хозяйству отработаю?
У меня теперь вон, какие руки! - Она показала ладони, но в запрыгавшем огне
свечи Леня ничего не разглядел и пренебрежительно отмахнулся.
- Ты лучше вот, что скажи. Ты - школьная химичка? - Наташа
утвердительно промычала. - Я директора знаю! Мужик ничего, но с тараканами,
как у Дьяконова. Баб боится и всю жизнь роман пишет. Давал почитать. Начало,
как у Белых и Пантелеева. Сурово вывел. А эндшпиль что-то между Гари
Портером и Властелином яиц. Без чекушки не разобрать. Хошь, протекцию?
- Хороший ты мужик, Молотков, но трепло! О делах говорят трезвыми.
Леня опять отмахнулся.
- Я под нагревом лучше трезвого мыслю! С этого, - он щелкнул себя по
кадыку, - греческая философия началась. И русская! Веню Ерофеева читай!
В Бобрах Кузнецовых сначала звали "дачники". Шатались по лесу за
грибами и ягодами, для физкультуры ковырялись в огороде. Осенью, нет, чтоб