"Осетров. Гибель волхва." - читать интересную книгу автора

поднималась и тяжело повисала над улицей и стадом. Потом к изгороди
подошел пастух Кукун, постучал кнутом по верее.
- Ростислав! - крикнул он. - Кончай волховать, отпирай ворота! -
Увидев мальчика, добавил вопросительно: - Бегаешь уже?
Всеслав кивнул. Прошлой осенью он сильно занозил ногу, вздулся
страшный нарыв, но пастух чуть ли не за день вылечил его, накладывая на
разрез пчелиную восковую мазь и отвары из трав.
В Липовой Гриве Кукуна уважали все - и стар, и млад. В молодости он
долго бродил по дальним землям, многое видел, слышал и познал и всегда
душевно и легко приходил на помощь всякому смерду.
Сейчас он спокойно стоял у ворот и глядел на Всеславова отца, который
положил в ряд перед выходом из хлева несколько вареных яиц, потом, ударяя
рогатиной, погнал через них корову. Вышедшая следом мать заговорила
вдогонку:
- Тебя прошу, красное солнце, и тебя прошу, ясный месяц, и вас прошу,
зори-зориницы, и тебя прошу, галочка, и отвергните злых зверей от моего
скота, все станьте мне в помощь! И ты, великий Род, не покидай нас! -
повернулась она в сторону Ярилиной плеши.
Отец распахнул ворота, отдал Кукуну собранные с земли яйца. Проходя
мимо пастуха, корова замычала, здороваясь после зимы с ним и со стадом, но
в ответ ей лишь проблеяла белая коза, бредущая одиноко по обочине дороги.
Всеслав спустился с крыльца, подошел к отцу и Кукуну. Тот держал в
руке трещотку-верещагу, на плече висел лук, но гуслей, которые он часто
таскал с собой, на этот раз не было.
- ...конь тебе нужен, бродишь вечно пеший, оттого и ноги стонут, -
договорил Ростислав.
- Конь две гривны стоит! Две ногаты [гривна равна 20 ногатам или 50
резанам; ногата - цена поросенка или барана, резана - цена миски каши]
скопить и то приналечь надо, а ты в миг определил...
Увидев приблизившегося мальчика, он протянул ему глиняную свистульку
- головку коня, засмеялся, но сразу переменил лицо и шутливо затараторил:
- Была у меня клячонка, восковые плечонки, плеточка гороховая. Овин
загорелся, и клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали. С тех пор вот
люди меня все на ум наводят, да ведь я-то уж совсем при старости, помру
скоро, в гниль пойду, и голова облезет. Уж и глазами я совсем обнищал,
надо черемухового цвета попить.
- Воском на ночь залей, - посоветовал отец.
- Учи меня, учи, - улыбнулся, отходя от ворот, Кукун.
Отец с сыном долго глядели ему вслед, потом из избы появилась
нарядная, по сегодняшнему обычаю, мать. На шее у нее висела науз-коробочка
с кольцом и сверкающим ножом; с шерстяной вятичской шапочки свисали, чуть
позвякивая, начищенные кольца, на руках блестели серебряные браслеты.
Она тоже остановилась у плетня, густо пахнув мятой.
Когда отошло от веси неторопливое стадо, на улице показался козел. Он
строго шел вперед, наклонив к земле бородатую голову, и изредка сверкал
глазами, будто проверял, верно ли все было сделано в этот важный день.
Вдалеке, почти у самой реки, заиграл на своей длинной - почти в два
локтя - свирели Кукун. Козел приостановился, вслушиваясь в призывный звук.
- Иди, дай ему, - протянула мать Всеславу ломоть хлеба.
Мальчик выбежал из ворот и помчался к козлу. Тот сразу же повернул к