"Фаина Марковна Оржеховская. Шопен " - читать интересную книгу автора

все развеялось, исчезло. Семья была дружной, занятия в Варшаве
увлекательными. Это и было то счастье, которое он искал.
Дети выбежали в палисадник и с криком бросились к отцу, все четверо.
Впрочем, старшая, Людвика, вспомнила, что ей уже девять лет, и остановилась
на полдороге. Она была степенна и рассудительна, в отца, на которого
походила и лицом. Младшая, Миля, глядя на сестру, пошла медленнее, устыдясь
своей резвости. Зато Изабелла и Фридерик так и повисли на шее у отца. Он
осторожно спустил их на землю и, обняв, направился с ними к дому.
- Знаешь, кто у нас сидит? - спросил Фридерик и опустил уголки губ.
Сестры засмеялись, а пан Миколай поморщился; мимические способности сына
радовали его, но то, что дома его дожидается пан Букацкий, не могло
доставить удовольствия.
Пана Викенция Букацкого принимали в доме лишь потому, что он был
старинный благодетель Миколая Шопена: это он много лет тому назад устроил
юного француза на табачную фабрику. С годами пан Букацкий стал невыносим.
Мелкий помещик, одинокий, скучающий в своей деревушке, он постоянно ездил к
соседям в гости. Но его посещения всегда кончались одинаково: наговорив
неприятностей хозяевам, он в гневе удалялся, с тем, однако, чтобы, объездив
всю Желязову Волю, начать свои визиты сначала.
Верная законам гостеприимства, пани Юстына встречала его приветливо, но
долго не выдерживала его присутствия и уходила хлопотать по хозяйству. И
теперь ее не было в комнате. Пан Букацкий, толстый, низенький, усатый, сидел
один на диване, брюзгливо опустив углы губ, точь-в-точь как показывал
Фридерик, и барабанил пухлыми пальцами по столу.
Людвика убежала на кухню, к матери. Пока Миколай Шопен разговаривал с
гостем, трое младших детей уселись за отдельный столик. Фридерик -
посередине, сестры - по бокам. Фридерик рисовал, выпятив нижнюю губу и
болтая ногой. Изредка он взглядывал на пана Букацкого, щуря свои
выразительные светло-карие глаза. Изабелла сдержанно смеялась. Эмилька,
тихая от природы, смотрела, как рисует ее брат, и только улыбалась, а порой
вздыхала- оттого, что ей было очень уж хорошо. Она тоже умела рисовать.
Миколай Шопен ласково урезонивал детей, когда их смех становился
громче. Он вежливо и равнодушно слушал сетования пана Букацкого.
- Иду я утром по нашему мостику, что возлецеркви, гляжу - навстречу мне
москаль. Стал, как баран, и не дает проходу!
- Ага! - заметил про себя Фридерик и раздул ноздри.
- Ой, - воскликнула Изабелла, - как же ты угадал!
- Чем же кончилось? - с улыбкой опросил хозяин, - кто из вас уступил?
- Уж конечно не я! - Пан Букацкий негодующе фыркнул.
- Этот москаль не глуп. А почему ты думаешь, что он москаль?
- А как же! Зол, упрям, заносчив! Улыбка сошла с лица Шопена.
- Ты же оказался упрямее и заносчивее, пан Викенций! И что за манера
охаивать всю нацию! Вспомни, что о поляках говорили! И говорят!
- Ты потому так рассуждаешь, - отозвался пан Букацкий, сложив толстые
пальцы, - что сам ненастоящий поляк! Французский дух из тебя еще не
выветрился!
Дети притихли, Фридерик перестал рисовать. Хозяин помолчал минуту,
подавляя вспышку гнева. Потом спокойно сказал:
- Я не люблю похваляться, пан Викенций! Но мы знаем друг друга давно:
когда началась битва за Польшу, один из нас сражался за нее, и это был не