"Х.Ортега-и-Гассет. Что такое философия" - читать интересную книгу автора

строго ахроничны. Поэтому заявление, что истины являются таковыми всегда,
строго говоря, не содержат ни малейшей неточности, как если бы мы сказали -
вспомнив знаменитый пример, использованный Лейбницем в других целях, -
"зеленая справедливость". На идеальном корпусе справедливости нет ни
отметины, ни отверстия, к которому можно бегло бы прищепить атрибут
"зелености", и сколько бы мы ни пытались проделать это, мы видим, что он
соскальзывает со справедливости, как с полированной поверхности. Соединить
оба понятия не удается: хотя мы и произносим их вместе, они упорно сохраняют
обособленность, исключая возможность соединения, или слияния. Итак, нет
большей разнородности, чем между вневременным способом существования,
характерным для истин, и временным существованием субъекта, который их
открывает и постигает, осознает или не осознает, помнит или забывает. Если
мы все же употребляем выражение "истины являются таковыми всегда", то
потому, что практически это не ведет к ошибочным следствиям: это невинная и
удобная ошибка. Благодаря ей мы. рассматриваем столь необычный способ
существования истины Во временной перспективе, в которой нам привычно
рассматривать вещи нашего мира. И наконец, говорить о чем-то, что она всегда
является тем, что оно есть, значит утверждать его независимость от временных
изменений, его неуязвимость. Таким образом, в пределах временного есть
признак, более всего напоминающий чистую вневремепность, - квазиформа
вневременности,species quaendum aeternitatis .
Поэтому Платон, почувствовав, что истины, которые он называл идеями,
следует поместить вне временного мира, изобретает другое квазиместо, лежащее
за пределами мира, надлунный мир; хотя этот шаг имел серьезные последствия,
нельзя не признать, что как образ это понятие плодотворно. Оно позволяет
представить наш временный мир как мир, окруженный иным пространством, с иной
онтологической атмосферой, где бесстрастно пребывают вневременные истины. Но
вот в один прекрасный миг одна из этих истин - закон всемирного тяготения -
просачивается из этого надлунного мира в наш, проскользнув сквозь внезапно
открывшееся отверстие. Упав, идеальный метеорит остается в реальном,
человеческом и историческом мире - таков образ пришествия, сошествия с
небес, трепещущий в глубине всех божественных откровений.
Но это падение и просачивание истины из надлунного мира в ваш мир
ставит очевидную и многозначную проблему, которая, к нашему стыду, еще ждет
своего исследования. Отверстие, которое, открывшись, пропускает истину, -
это просто человеческий разум. Тогда почему некую истину схватывает,
улавливает .некий человек в некое время? Почему о ней не задумывались раньше
или позже? Почему ее открыл именно этот человек? Очевидно, речь идет о
существенном сходстве между конфигурацией этой истины и формой отверстия -
субъекта, - сквозь которое она проходит. Все имеет причину. Если случилось
так, что до Ньютона закон всемирного тяготения не был открыт, значит между
человеческим индивидом Ньютоном и этим законом существовало определенное
родство. Какого вида это родство? Подобие? Проблему не следует облегчать,
напротив, необходимо подчеркнуть ее загадочность. Каким образом человек
может походить, к примеру, на геометрическую истину? - впрочем, как в на
любую другую. Чем теорема Пифагора похожа на человека Пифагора? Школьник
остроумно ответит, что штанами, испытывая неосознанное желание соединить
теорему с личностью ее автора. К сожалению, у Пифагора не было штанов, в то
время их носили только скифы, которые зато не открывали теорем.
Здесь мы впервые сталкиваемся с коренным различием между нашей