"Хосе Ортега-и-Гассет. Введение к Веласкесу" - читать интересную книгу автора

связана с возможностью видеть его произведения. Севильцы знали его первые
юношеские опыты, однако в Мадриде любоваться его творениями могли считанные
люди, имевшие доступ во дворец. Внезапное назначение молодого Веласкеса было
скорее актом жизни официальной, нежели артистической, и, как все
официальное, лишь в малой степени определялось непосредственным энтузиазмом,
который ценители искусства могли бы испытывать перед его картинами, если бы
могли их видеть. Официальная анемия будет в течение столетий присуща истории
его славы. Более того: причина этой анемии существовала почти два века. До
сих пор должным образом не выявлено влияние на исторический образ Веласкеса
той ненормальной и, думаю, единственной в своем роде ситуации, при которой
его картины еще век назад были вовсе недоступны, пребывая в залах дворца
скрытыми от зрителей. Когда Веласкес написал конный портрет Филиппа IV,
находящийся ныне в Прадо, с ним сделали нечто необычайное - выставили
портрет на паперти собора Сан-Фелипе, дабы все могли его видеть[2]. Не
доказывает ли это, что и сам художник и король сознавали неестественность
потаенного существования, на которое были обречены картины Веласкеса в
ограниченном дворцовом пространстве? Другие художники наполняли своими
полотнами храмы, и храмы эти были безграничным музеем. Когда Веласкес
отправляется в 1629 году в свое первое путешествие по Италии, он там
совершенно неизвестен. Но особенно интересно в вопросе о характере его славы
совершенное им второе путешествие - через двадцать лет, когда он уже создал
большинство своих полотен. На сей раз его встречают с большим почетом и
государственные канцелярии заботятся о соблюдении этикета, приличествующего
его рангу. Но дело тут не в его живописи, о которой никто ничего не знает, а
лишь в его личности, поскольку он близкий друг короля Филиппа IV. И, видимо,
поведение Веласкеса в Риме нельзя объяснить иначе как предположением, что
его, обычно такого спокойного, вывело из себя то, что итальянцы не были
знакомы с его творчеством. Действительно, Веласкес совершает выходку,
которая удивила бы нас даже у молодого, озорного художника и которая не
вяжется с его поведением в течение всей жизни. Едва прибыв в Рим, он пишет
портрет своего слуги, "мавра Парехи", и велит тому ходить с картиной по
домам некоторых аристократов и живописцев, дабы они видели рядом модель и
портрет[3]. Об этом портрете Паломино говорит, что он был написан "длинными
кистями". Так он определяет свободную фактуру новейшего стиля. Портрет
Парехи был выставлен в Пантеоне. В этот период Веласкес создает портрет папы
Иннокентия X[4], его невестки и других магнатов, имеющих отношение к
папскому двору[5]. Он написал немало во время своего второго путешествия по
Италии, если принять во внимание, что за вычетом времени, потраченного на
поездки и переселения, он там пробыл немногим более года. Однако я сильно
сомневаюсь, что можно было бы доказать какое-либо воздействие на искусство
Италии этих произведений, среди которых как-никак портрет Иннокентия X. О
Веласкесе там почти не говорят. Во всяком случае, все, что дошло до нас,
сводится к нескольким стихотворным строкам Боскини в "Письме о плавании по
морю живописи", где обнаруживается странное упорство автора в желании
представить Веласкеса как "знатную особу", autorevole persona, и сообщаются
некоторые его реплики, согласно коим живопись для него - это не Рафаэль, а
Тициан[6]. Напомним, что в те годы великое итальянское искусство сходило на
нет. Великих фигур не было, и уже прозвучал возглас "спасайся кто может".
Однако любовь публики к живописи была более пылкой, чем когда-либо, и,
видимо, именно поэтому, не обладая особыми достоинствами, мог жить