"Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки - паладин Господа (Ричард Длинные Руки #3)" - читать интересную книгу автора

- Понятно, на коне и с копьем наперевес?.. Вынужден разочаровать, нет. Я
питаю глубочайшее отвращение к подобным... подобному. Мой статус
непревзойденного стратега заставляет меня пользоваться только...
Он остановился, подыскивая слова. Я подсказал:
- Идеологией. Пропагандой. Пиаром... Здесь это называется искушением,
соблазнением, совращением.
Он просиял:
- Как вы хорошо и точно подбираете слова! Пожалуй, я добавлю к своему
арсеналу эти термины, суть которых смутно понимаю... Они, как я чувствую,
ориентированы на умы чуть выше среднего. Совращения - для черни, идеология
- для рыцарского сословия. Верно? Вот видите, я готов учиться всему, у
всех, что и делаю. А эти ваши рыцари свысока смотрят на все, даже читать и
писать не желают учиться... Говорю вам абсолютно честно, да вы и сами это
видите: я никогда ни при каких обстоятельствах не вмешиваюсь в жизнь
людей, зверей и всего сущего своей силой или магией. Ах, сэр Ричард! Если
бы вы знали, какое это наслаждение - заставить пусть самого мелкого и
ничтожного человечка поступать по своей воле... а я двигаю народами!.. то
вы бы никогда не предположили такую глупость, что я способен кого-то
стукнуть палкой по голове! Нет, нет и еще раз нет. Это против моих
принципов. Или нет, ведь принципов у меня нет, но это против моей натуры.
Это... это...
- Микроскопом забивать гвозди, - сказал я. - Э-э... королевской короной
забивать железный крюк в стену. Да, теперь понимаю.
От кубка с вином шел пряный аромат. Я машинально взял, глаза моего
собеседника сперва расширились в изумлении, тут же сощурились. Он взял
второй кубок, но чокаться не стали, я чуть отпил, вино приятно обожгло
горло. Вкус был слегка терпкий, какой я люблю.
- В самом деле легкое, - сказал я. - Прекрасное вино.
- Вот видите, - сказал он весело, - и я что-то делаю людям приятное!
Мы улыбались друг другу, но если он держался как с потенциальным
сообщником, то мне такая вежливость больше напоминала изысканную
вежливость дуэлянтов.
Настал вечер, затем поздний вечер, пришла ночь, я метался по дому как
загнанный зверь. Слуги, слыша мои тяжелые шаги, попрятались, как пугливые
кролики. Наконец воздух освежил мое раскаленное лицо, я сообразил, что иду
по улице, а эти серые громады, что мелькают по обе стороны, - дома.
Крупная луна поднялась над крышами. Черные зловещие тучи заглатывали ее
часто, тогда я шел почти наугад, но потом мне стало хватать даже редкого
рассеянного света от слабой свечи, что пробивается в щель между плотно
закрытыми ставнями.
Затаившись, я долго наблюдал за высоким мрачным домом, а когда уверился,
что никого поблизости нет, быстро перелез высокий забор. На самом верху
меня пронзил тысячами ядовитых стрел немыслимо яркий лунный свет. Я ощутил
себя вытолкнутым на сцену перед тысячей ждущих глаз, поспешно свалился на
ту сторону. Затрещали кусты, что-то колючее впилось в мою руку, царапнуло
шею. Я затаился, как мышь в углу комнаты, по которой ходит огромный
свирепый кот.
В саду тихо, мертвая тишина. Запел робко кузнечик, а другие, выждав и
видя, что смельчака никто не съел, поддержали тонкими прозрачными трелями.
Я прислушался: разве это хор, каждый орет свое, охраняет личный участок и