"Борис Орлов. Начало великих свершений ("Черное Солнце" #2) " - читать интересную книгу автора

Самое интересное - я кисломолочное не люблю. Ну, то есть сыр, конечно,
ем, а вот творог не люблю. Сметану - только с блинами, а уж от ряженки меня
и вовсе с души воротит. Но когда впервые Джихар-хан предложил мне пиалу
айрана, я, из любезности, сказал ему с дуру, что в восхищении от этого
напитка. И все. Все десять месяцев кряду я ежедневно пил айран.
Очаровательный ординарец хана Джихара Юлдыз ежедневно приносила мне свежую
порцию. И я давился, но пил - не обижать же хозяев. Да вот за прошедшие
девять лет успел забыть даже омерзительный вкус этого "целебного" продукта.
И вот опять началось...
Я выдавливаю из себя любезную улыбку и принимаю стакан, до краев
наполненный коньяком. Чокнувшись с фельдмаршалом залпом опрокидываю в рот.
Тут же в руке оказывается пиала с холодным айраном. Ну, с Богом...
- Их баярлала, хан Джихар.
- Не забыл монгольский? Молодец!
В голове уже шумит, но вырваться от гостеприимного
генерала-фельдмаршала не просто. На земле расстилается кошма, появляется
холодная баранина и под звуки патефонной музыки личный конвой, изгибаясь по-
змеиному, танцует какой-то восточный танец. Второй стакан, третий,
четвертый... В конце концов, после шестого стакана "на посошок" и клятвенных
заверений, что хан меня не забудет, я отпущен восвояси. Стараясь сохранять
равновесие я добираюсь до своего танка, каким-то чудом забираюсь на броню и,
как Волга в Каспийское море, впадаю в башню. Сил остается ровно на то, чтобы
приказать наводчику: "Командуй, братец!" Две бутылки коньяку и четыре
бутылки пива с полудюжиной папирос вместо закуски - для меня это через чур.
Последнее о чем я успел подумать прежде чем провалиться в хмельное забытье
было то, что фельдмаршал Джихар-хан выглядел совершенно свежим, хотя пил
наравне со мной. Практика - великое дело, господа!...
Как мы добрались до места, где и как размещались роты я не помню.
Однако я выясняю, что машины размещены по заранее отрытым капонирам, связь с
ремонтниками установлена и действует нормально, горючее пополнено до нормы,
люди получили паек. К моему несказанному удивлению оказывается, что все это
сделал я сам, хотя и совершенно этого не помню. Моя память включается в тот
момент, когда я просыпаюсь в чистенькой юрте на походной койке, в изголовье
которой помещается ведро с холодной водой, поставленное кем-то неравнодушным
к судьбе пьяного офицера...
Утро встречает меня пронзительным ветром и совершенно не свойственным
для этих мест холодным, мелким дождем. В такую погоду жизнь представляется
как-то особенно омерзительной. Даже горячий крепкий чай с коньяком не может
этого исправить. Я вяло ругаюсь с ПАРМом по поводу запчастей и текущего
ремонта, нехотя рявкаю на замполита, не ко времени решившего заняться
духовным обликом бойцов, бессмысленно тычу карандашом в бланк расхода
горючего. В голове бьется единственная мысль: "И как же это меня
угораздило?..." Так проходит первая половина дня.
После обеда (Монголия, господа! Бараний шэлюн, жареная баранина,
пресные лепешки и крепкий чай) ординарец приносит сообщение, что к нам
движется сам комдив. Бросив недопитый чай, я рысью мчусь осматривать внешний
вид своих танкистов. Борис Владимирович весьма щепетилен в вопросе одежды.
Сразу же после меня проверку повторяет наш командир полка полковник
Ротмистров.
Вскоре после повторной проверки является и сам отец-командир.