"Владимир Орешкин "Камикадзе" (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Из лаборатории принесли его фотографии. Говорят, завалялись у них...
Может, родным пригодятся? Мне они не нужны.
Он думает, словно пытается отыскать подвох в моих словах.
Я понимаю: Степанову не сладко было с этой историей. Она никак не
укладывается в оптимистичность редакционной атмосферы. Моя сердобольная
прыть, понятное дело, кажется ему излишней назойливостью... По его мнению,
я расплываюсь мыслью по древу. Отвлекая себя от глобальной задачи.
Но жизнь приучила его скрывать чувства. Он сосредоточенно роется среди
бумаг, находит нужный листок, на нем - домашние телефоны сотрудников.
- Бери. Может, потребуется еще кому вернуть фотографии... Но мой тебе
совет: лучше бы ты туда не лез. Там у них, понимаешь, и без тебя тошно.
Он с укоризной смотрит на меня, и я начинаю чувствовать себя виноватым.
Мелким эгоистом, готовым ради того, чтобы вскипятить себе кружку чая,
поджечь дом соседа. И я вспоминаю невзначай: Степанов теперь - мой
начальник...

Прохорову было за сорок. Снимали его в Моссовете, должно быть, он брал
интервью у мэра Попова, потому что на некоторых снимках тот стоял рядом. С
десяток фотографий, выполненных холодным редакционным профессионалом. Одну
из них, сольную, я вытащил из пачки и оставил себе.
Так вот он какой, Прохоров... Обыкновенное лицо человека, занятого
работой. Никаких драм прочитать на нем я не смог...
Его жена сразу, едва я вошел, пригласила меня на кухню и предложила чаю.
Я не отказался. Мы заранее договорились о встрече, но она и не думала к ней
готовиться, была в домашнем стареньком халате, без всяких признаков
косметики на сером, измученном лице.
В проходной комнате два мальчика-подростка сидели на диване, уставившись
на магнитофон. Их развлекала Мадонна... Они посмотрели на меня, но без
всякого интереса.
Я огляделся. Обычная была квартира. Жилище рядовой советской семьи со
средним достатком.
- Вы меня простите, - начал я осторожно, - никак не могу понять...
Жена Прохорова молча налила чай. Было ей лет под сорок, и по всему
чувствовалось: она давно уже посвящает жизнь только детям. Какие там
любовники! Большей чепухи, глядя на нее, и представить себе трудно.
- Мальчишки хорошо учатся? - спросил я.
- По-всякому, - сказала она.
Было видно - она тяготится моим присутствием, ей даже где-то неприятно
оно. Но она подчиняласв условностям, которые говорили - ЕГО НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ
НУЖНО ТЕРПЕТЬ.
- Владимир Федорович мастерил что-нибудь по дому? - спросил я. - Вы
простите...
- Что вы все время извиняетесь, - сказала Прохорова устало. Она понимала:
я задаю идиотские вопросы, чтобы поддержать беседу. Ей, некрасивой
толстеющей женщине, хватало своих проблем. Тысячу раз был прав Степанов,
когда предупреждал меня, что тут и без меня тошно. - Ничего он не мастерил.
Он марки собирал, до самого последнего дня...
Я так и не допил чай. На фотографии она при мне даже не глянула.
- Простите, - сказал я напоследок, - мне передали дела Владимира
Федоровича... Не осталось ли у него дома каких-нибудь материалов? Если