"Владимир Орешкин "Камикадзе" (Повесть)" - читать интересную книгу авторабы оправдать его доверие... Он погладил меня по головке, я сейчас зарыдаю
от сентиментальности. Меня никто и никогда так не гладил. Я не знал, как это приятно. По дороге к метро я вычислил: в журнале мне предстоит трудиться ровно три месяца, пока не потребуется глобальный результат. Про новую макаронную фабрику я по заданию еще смог бы изобразить, но сенсацию по заданию? Они, сенсации, как вдохновение. Они не для нищих, затюканных бытом и начальством корреспондентов. Я на секунду представил себя свободным, и тут же чуть ли не слюни потекли от гордости за нашу земную цивилизацию. Потом сопьюсь, решил я. Надо же что-то делать потом. Но какое-то задание у меня было. Сначала я не осознавал этого обстоятельства. Стоило некоторых усилий разобраться... Тянуло на Кунцевское кладбище. Вчерашний идиотский звонок не шел из головы. Конечно, это не мое дело. Но можно было вообразить, что я принимал у Прохорова некое наследство, которое отныне принадлежит мне. Словом, я себя недолго уговаривал. Была во вчерашнем звонке некая недосказанность. А я обожаю всевозможные загадки. В каждой из них что-то завораживающее. Самоубийце рекомендовали приехать на кладбище. Что там случится сегодня в тринадцать часов? Вернее, уже случилось: на моих часах уже четверть второго. Я предполагаю: каждый самоубийца-человек увлеченный Той проблемой, которая подведет его в конце концов к открытому окну. Вряд ли в свои дни он очаровательной таинственностью. Прохоров, если он смотрит на меня с небес, конечно, одобрит мой поступок. И потом, во мне всегда вызывают сочувствие люди, не доживающие до ста лет. В каждом из них что-то неординарное, к чему я инстинктивно тянулся, как к примеру. Какой-то, как сейчас принято говорить, прерванный полет. Полет - куда денешься? Но большей частью не замеченный никем... Короче, хотя и с часовым опозданием, но меня повела интуиция. Как ни издевался я над ней, сначала в метро, а потом в автобусе, какая-то непонятная тяга была, и ничего с ней поделать было нельзя. На Кунцевском я бывал. Здесь хоронили начальников. Сегодня под мелким дождичком дорожки тихи и безлюдны. От ворот отъезжает похоронный автобус. Осенью, под заунывной капелью, мрамор памятников холоден и чист. И хотя кругом каменные истуканы, я, живой, остро чувствую тщету пребывания на земле. Брожу пустынными дорожками с полчаса, баюкая печаль. Какие же это светлые минуты... Я уже простил и свою жену, которую, как и ее хахаль, называю по-новому - Ларисой Николаевной, и самого хахаля, Андрюшу, с пролысиной до самого затылка. Пусть им будет хорошо. Любовь им и совет... Простил и редакторов, которые не чаяли, как избавиться от меня, простил и себя, беспутного, вечного неудачника. На обратном пути я заметил у свежей могилы рабочего с лопатой. - Закурим? - сказал я, доставая свои дефицитные "Родопи". Что поделать, так уж я устроен: мне уже не хватает человеческого общения. - Чем это ты |
|
|