"Борис Орешкин. Дневник Толи Скворцова, путешественника и рыболова " - читать интересную книгу автора

самое горячее варево.
После ухи мы пили чай с конфетами и холодными пирожками с вареньем.
Пирожки измялись, варенье из них капало, но все равно было замечательно
вкусно. Бабушки наши все-таки правильно сделали, что заставили нас взять с
собой это дополнительное, сверх нормы, питание.
Наевшись, мы поднялись на сухой и высокий берег, где легли отдыхать под
соснами, расстелив на колючей хвое одеяла. Потом, разморенные и усталые,
кое-как помыли посуду, сложили вещи в рюкзаки и по команде капитана снова
пошли вдоль Андаловки. Но уже через километр нам встретился такой тихий и
глубокий омуток, с такими красивыми соснами на крутом берегу, что мы с
Виктором уговорили всех разбить здесь бивак. Никто не возражал. Девчонки
сразу же расстелили свои одеяла и легли. Усталость и в самом деле давала о
себе знать. Видно, мы неправильно рассчитали, по скольку километров идти: в
первой половине дня прошли слишком много, пообедали поздно и чересчур
плотно. Неудивительно, что нас всех так разморило.
Между тем дело шло к вечеру. Мы снова развели костер у реки, согрели
чаю и потом долго сидели возле огня, закутавшись в одеяла. За Андаловкой на
заливных лугах скрипуче кричал дергач-коростель, в небе неподвижно застыли
высокие розовые облачка, освещенные последними лучами уходящего солнца. В
лесу было тихо-тихо и от этого даже немного тревожно. Казалось, кто-то
подсматривает за нами из-за кустов и деревьев.
Мы теснее сдвинулись у костра. Темнота в лесу сгущалась. Над лесом с
жалобным криком пролетела какая-то птица. И вдруг Ольга замогильным голосом
начала декламировать:
- "Жабу, тридцать лет проспавшую, страшный яд в себя впитавшую, желчь
козла, глаза мышиные..."
Она тряхнула головой, и ее черные волосы упали на лицо. Она сгорбилась,
приблизившись к огню. Из-под волос сверкали глаза, уставившиеся на что-то
невидимое для нас всех... Настоящая колдунья! Пока я пытался вспомнить, из
какого произведения эти строчки, трусиха Татьяна не выдержала:
- Оленька, перестань! Я боюсь... - притворно, но в глубине души и на
самом деле испугавшись, попросила она. Ольга рассмеялась, откинула волосы с
лица и опять стала самой обыкновенной девчонкой.
Все оживились, наперебой стали рассказывать разные страшные истории. А
я все смотрел на Олю, как будто в первый раз ее видел. Заметив мой взгляд,
Оля усмехнулась. И опять начала декламировать. И снова все замолчали. На
этот раз она читала стихи Есенина. Про то, как у собаки утопили щенков. Одна
строчка мне особенно запомнилась: "...и так долго, долго дрожала воды
незамерзшей гладь". Когда Оля произнесла эти слова, у меня в глазах
защипало. Пришлось спешно заняться костром. Я подбросил в него сучьев,
наклонился и сбоку стал дуть на огонь. И конечно, наглотался дыма и
закашлялся. Теперь у меня были все основания вытереть платком слезы.
- У тебя, Оленька, талант! - сказал капитан и тут же заговорил с
Татьяной о чем-то другом. А я возмутился. Разве можно говорить о таланте,
причем настоящем, так равнодушно? Ничего наш капитан не понял, ничего не
почувствовал. И нисколечко ему не жалко ни щенков, ни собаки. А у меня все
внутри сжалось. Уж очень здорово прочитала Оля это стихотворение. Просто
удивительно, как это я раньше ничего особенного в ней не замечал? Девчонка и
девчонка. А она вон, оказывается, какая...
Вот сидит Оля у костра, с темными, спадающими на плечи волосами, и