"Петр Ореховский. Бутылка, законченная питьем (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

мечеть, Петров задумался о вечном.
Мысли, однако, получались все больше невеселые. Посмотрев на себя из
Крыма, Петров заметил, что он все последние годы жил для того, чтобы
работать. За работу он получал деньги, которые куда-то незаметно
растекались, и уважение своих подчиненных, выражавшееся в том, что его
постоянно звали куда-нибудь выпить. "И это все?", - спросил себя
Петров. И был вынужден ответить себе утвердительно. Ему стало грустно,
он заскучал и поплыл к берегу.
Меланхолическое настроение Петрова не проходило. Вечером он, выпивая с
соседом по санаторию, завел разговор о том, что теперь стало его идеей фикс:
зачем жить после сорока? А если непонятно, зачем жить после сорока, то ведь
непонятно, для чего стараться жить и раньше.
Сосед, которому едва ли исполнилось тридцать и который начал рано
лысеть, изложил ему свою философию. Он жил ради впечатлений; одно из главных
впечатлений - посмотреть мир, другое из главных впечатлений - попробовать
все; а поскольку мир большой, вещей же, которые можно потрогать, выпить,
съесть, понюхать или почувствовать каким-то иным образом, просто бесконечное
количество, то и жить нужно и можно бесконечно долго. Сосед Петрова любил
Париж и был там этой весной уже в третий раз; теперь там было все совсем не
так, как при Шираке. В последний приезд ему на каждом шагу попадались все
негры да арабы, а город стал гораздо грязней, чем раньше. "Я не хочу
выказывать никаких политических пристрастий, я лишь хочу отметить, как это
все совпало с тем, что мэр теперь у них социалист, то есть розовый. И еще
вдобавок голубой. Что можно ожидать от такой комбинации?" И, помолчав, сосед
Петрова заключил: "Какой город испортили, жабоеды проклятые!"
Петров прикончил свой стакан вина и пошел в номер. Южная темнота упала
на город, как кирпич на голову: на террасе бара было по-прежнему душно; в
здании самого санатория было немного прохладней. Жена Петрова лежала на
двуспальной кровати почти обнаженная. Она смотрела телевизор, изредка
прихлебывая вино: в телевизионных бликах все вместе выглядело очень
соблазнительно.
Петров принял душ, радуясь тому, что есть вода - эта проблема в
Крыму не обходила стороной дорогие санатории, - и присоединился к жене.
В результате телевизор пришлось быстро выключить.
Они ласкали друг друга, почти не разговаривая. Юг делал их страстными,
но страсть вела лишь к близости тел. Другая близость, к которой они оба
неосознанно стремились, так и не возникла. Бывало, что они плакали
поочередно и говорили друг другу, что это просто накопившаяся усталость.
Наверное, так оно и было.
Евпатория стала надоедать Петрову. В очередной момент критического
восприятия действительности он заметил, что здесь, как и во всех бывших
советских курортных городах, местные жители уже перестали смотреть на
приезжающих как на бесполезную нагрузку, мешающую им жить в райском месте.
Раньше правительство платило им за сам факт жизни, как и другим советским
людям. Теперь взгляды местных beach boys, каковыми по духу было большинство
крымских аборигенов, стали более прагматичными: приезжающие стали источником
дохода, который поступал непосредственно в их карман. Это привело к
появлению множества точек общепита и мест развлечений, качество которых
практически не различалось. Но работать в своем большинстве городскому
населению Крыма по-прежнему категорически не хотелось.