"Наталия Орбенина. Увядание розы " - читать интересную книгу автора

оказался неразумен и неосторожен! И теперь придется плясать под чужую
дудку, и кому! Ему, Извекову, повелителю дамских сердец!
Под тяжестью невыносимых дум голова упала на письменный стол, руки
бессильно повисли вдоль тела. Упираясь щекой в гладкую темную поверхность
палисандрового дерева, он с тоской взирал на горы рукописей, в величайшем
беспорядке громоздившиеся вокруг. Вот она, погибель!
Вениамин Александрович застонал и тяжело поднялся. В воздухе еще
плавало облачко Олиных духов, нежных, как ее бархатная кожа. Извекова
передернуло. Предательница! Все его предали, все его оставили! Ушла,
улетела на небеса первая жена Тамара, затем один из сыновей.
В последнее время о Тамаре он вспоминал все чаще. Как они были
счастливы тогда! Весь Петербург лежал у их ног. Еще бы! Ведь это была не
просто божественная женщина, а знаменитая Тамара Горская, актриса театра и
синематографа. Публика рыдала и неистовствовала, видя ее на сцене и на
экране. Извеков и Горская - самая изысканная, талантливая и прекрасная
супружеская пара столицы!
Потом раздумья о покойной жене приняли иной оборот. Извеков еще пуще
налился раздражением и злобой. Ну что тут поделаешь, остается одно
спасение. С некоторым сомнением он двинулся к небольшому шкапчику резного
дерева, украшенному медными вставками. Стеклянные дверцы шкафа всегда были
предусмотрительно задернуты изнутри шелковыми шторками.
Потянул за ручку, с легким скрипом дверка отворилась. В дальнем уголке
притаился хрустальный графинчик со спасительной влагой. Он же не будет
поглощать его весь!
Так, чуть-чуть, самую малость, залить пожар души! Быстро выхватил
графин, налил, удерживая дрожь возбуждения в руках, и опрокинул одним
глотком. Пошло!
Тепло и легкость стремительно растеклись по членам, а в голове
наступила ясность, принося требуемое успокоение. Ничего, мы еще поборемся!
Хотели Извекова завалить? Не выйдет, кукиш!
Он рассмеялся и уверенно плеснул себе еще, потом еще, а там и не
заметил, как показалось прозрачное дно графинчика. Волшебное зелье иссякло,
а с ним и эфемерная радость освобождения от грызущей тревоги.
Извеков хотел прилечь на турецкий диван, но возбуждение не давало
сомкнуть глаз. Очень хотелось пойти к Ольге, грубо, по-хозяйски, откинуть
стеганое одеяло, тяжело повалиться рядом и овладеть ею, сонной и
недовольной. Но даже опьяненным умом он понимал, что теперь это невозможно.
Тогда пойти к Вере и там искать утешения... Рассердится, опять кричать
станет, ругать его. Ничего не решив, он двинулся в коридор и пошел по
пустому и гулкому дому, как медведь-шатун, которому не спится в своей
берлоге. Извеков добрел до кухни, но не обнаружил там никакого ужина. Это
досадное обстоятельство усугубило его мрачную меланхолию.
И тут ему почудились звуки. Может, кто-то из женщин встал? Он поспешил
наверх, на второй этаж, где располагались спальни. Комнаты были закрыты. Он
постоял в нерешительности, повернулся, собираясь идти к себе, как вдруг
увидел слабый свет, лившийся из угловой комнаты, которая раньше
принадлежала покойной Тамаре.
Вениамину стало не по себе. Померещилось, или и впрямь там кто-то
есть? Надо бы дворника разбудить. Но что это за силуэт? Господи, сохрани и
помилуй! Тамара! Тамара! Боже милостивый! Допился, допился, проклятие, до