"Ольга Онойко. Дикий Порт (Райские птицы) (Доминирующая раса-2)" - читать интересную книгу автора

жизни. Месяц стандартного времени назад там располагалась колония, по
документам - с "большим потенциалом". До войны планета претендовала на
звание Терры-4. Она и сейчас могла бы претендовать, - изобильная водой, с
прекрасным климатом, - но вот потенциала не было, потому что колония
кончилась.
Маунг Маунг Кхин, первый пилот, вернулся к созерцанию идама в
окне-мониторе. Неожиданно для себя он задумался о погибшей удаче рейса, и
было это очень неприятно. Кхин не чувствовал себя готовым к перерождению.
Тогда он подумал о еще одной удаче, которой Авалокитешвара в своем
невероятном милосердии осенил "Миннесоту", и немного успокоился. К
последнему оружию нельзя обращаться попусту, по мелочи, но если перед
кораблем и впрямь поднимется смерть, то ей противостанет она. С тем Кхин
закрыл глаза и обратился мыслями к "Сутре сердца".
Патрик О'Доннелл, второй пилот, по-прежнему мучился предчувствиями.
Бесстрастный сосед окончательно ушел в себя. Маунга Патрик уважал так, как
мало кого на свете, даже больше, чем капитана и маму, и если бы первый
смилостивился, сказал что-нибудь успокаивающее, так О'Доннелл и сам бы
посмеялся над дурной приметой. Но Маунг молчал. Второй помялся в кресле,
запустил вне расписания проверку доступной сканерам зоны и принял, наконец,
решение: отправился жаловаться капитану.
Джек Лэнгсон, командир приписанного к "Миннесоте" взвода
космопехотинцев, шагал по центральному коридору к жилым отсекам.
Капитан корабля, Ано Карреру, писал рапорт. Ему только предстояло
услышать от второго пилота дурную новость, поэтому сейчас на сердце у него
было легко. Все прошло спокойно, насколько может быть спокойной эвакуация
вырезанной рритскими войсками колонии. Карреру остался бы безразличным к
гибели всех на свете колоний: он не был плохим, бесчувственным человеком, но
его волновало лишь то, что непосредственно принадлежало ему. Судно, экипаж,
семья на Земле. Тем, кто попадал в категорию собственности, жилось как за
каменной стеной - ради них капитан Карреру готов был расшибиться в прах.
Старший офицер Морески спал.

В медицинском отсеке стояло тихое жужжание: моющий аппарат ездил по
полу, разворачивался, тыкался в углы. Сама корабельная медичка вытирала
пыль, сквозь баюкающий ровный звук следя за дыханием единственного пациента.
Паренек лежал без движения, приоткрыв губы. Глядел в потолок. Стимвит-Х
пришлось вводить внутривенно. Подходить к мальчику с иголкой очень не
хотелось, но он просто не в состоянии был ничего проглотить. Как будто
отключился рефлекс.
Ничего особенного.
Шок.
Он насмотрелся особенного, этот Тери Уивинг. Должно быть, Тери: он не
мог выговорить ни слова, не отвечал жестами, и писать, когда ему дали
планшет, тоже не стал. Пришлось проверить списки жителей колонии, они же
теперь - списки погибших. Уивинг единственный подходил по возрасту.
Медичка подошла к раковине, сполоснула тряпку и вымыла руки. Скользнула
взглядом по зеркалу, поправила волосы и с неудовольствием подумала, что
левый глаз все еще заметно красный. Вспомнила, что еще можно закапать, но ни
рецимина, ни ферона-Т в ее аптеке не хранилось. Все необходимое, ничего
чудодейственного.