"Ольга Онойко. Лес Рисунок на бересте " - читать интересную книгу автора

Пламя - старшее дитя Иртенайн.
Ирзилук вытащил из чьего-то плетня подходящую сухую палку и скреб ее
рабочим ножиком, счищая серый налет времени и остатки коры. Свят узор
ложился на род лесной - знаки, простые и умиротворяющие, понятные каждому
без потаенной мудрости и великого ума... Девять молодых месяцев. Двенадцать
зерен на колосе.
Костерки догорели. Аннайн взяла деревянную решетку, загодя сбитую
работниками из засохших ветвей, накрыла яму в земле. Остался маленький лаз -
только-только проскользнуть. Сверху ведка закутала решетку мешковиной и
набросала сена из ближнего стога.
Четырехлепестковый клевер. Язычки огня и юные ростки...
Ведка опустила ноги в лаз, и, по пояс возвышаясь над землей, забрала
готовые столбы. Вынула четвертый, едва законченный, из рук резчика.
- Теперь иди, - сказала она без улыбки. - Скажешь Раклайн - я приду о
полдень. Буду править ладины. Пусть она позовет родовичей, если кто далеко
работает. Кто посолонь от родоведы живет, тем тоже скажи.
Ирзилук то ли кивнул, то ли поклонился, и побежал к дымкам, видневшимся
из-за холма. Впрочем, он, должно быть, видел крыши...

На этот раз Аннайн пошла с оборотной стороны селения, огородами.
Опустив голову и плечи, она спрашивала землю под ногами о том, что не пелось
на голоса. Земля вздыхала, и ведка далеко обходила холмики, которые уже
стерлись и растворились в цветах ли, бурьяне ли... Один, совсем уже старый,
был засажен капустой. Должно быть, лет двадцать прошло с тех пор, как ушла
последняя бывавшая здесь ведка. Аннайн просила Нианетри принять тех, над кем
не был опущен темен камень, простить ее за тех, над кем уже поздно было его
класть.
Цветы. Анютины глазки затерялись в бурьяне, но ромашка и пижма
поднимались над ним, и седой чертополох раскрыл здесь лиловые звезды щедрей,
чем в соседних ложбинах. Цветы.
Дети.
Четыре... пять. Семь. Семеро детей проводили здесь за один месяц, и
травы еще дрожали от застарелой боли, когда Аннайн спрашивала их. Что это
была за болезнь, ей уже не мог ответить никто. Уж верно, не чума и не оспа,
раз косила только детей. Отравились чем-то?
Упокой, Нианетри...
Должно быть, над ними молились, пользовали, как умели. Звали Хозяйку,
которой радость и честь - всякий рожоный...
У Аннайн не могло быть детей. Женщина - образ Иртенайн на земле, и
самой сути ее довольно, чтобы восславить Рожаницу, а ведкой станет
бесплодная, что не будет свята иначе. Каждый из спавших под этими цветами
был ее незачатым ребенком.
Упокой, Нианетри!
Донеслась песня. В доме сестры Раклайн пели хвалу младенцу. Ведке не
нужно было спрашивать у бревен, слагавших дом, имени разрешившейся от
бремени, - звучный и густой голос родоведы выводил величанье матери.

Утром четвертого дня Аннайн шла по полям. Жесткие и невысокие зеленые
стебли упрямо рвались из почвы, стегали ее занозистыми плетьми по загорелым
ногам. Сила была в них, сила и благодать. Муж владелицы делянки плелся за