"Хуан Карлос Онетти. Лицо несчастья " - читать интересную книгу автора

последний вечер... Я прекрасно помню всю эту историю. Но объясни же - и
напоминаю, лето кончается, - что изменится, если ты останешься здесь.
Объясни мне, разве ты виноват в том, что другой совершил ошибку?
- Да, виноват, - пробормотал я, полузакрыв глаза, откинувшись на спинку
кресла; слова получались какие-то чужие, невыразительные. - Я виноват в том,
что заразил его своим энтузиазмом и, может быть, внушил ему ложные
представления... Виноват, так как завел с Хулианом разговор о том, что не
поддается определению и называется миром... Виноват, что заставил его
почувствовать (не говорю - поверить), будто, если пойти на риск, этот так
называемый мир будет принадлежать ему.
- Ну и что, - ответил Артуро, издали окинув взглядом в зеркале свою
шевелюру. - Дружище, все это гипертрофия идиотизма. Наша жизнь тоже
гипертрофия идиотизма. В один прекрасный день у тебя это пройдет, увидишь;
вот тогда-то прошу ко мне. А сейчас одевайся, давай пойдем выпьем по рюмочке
перед ужином. Мне скоро уезжать. Но пока не забыл, хочу привести тебе еще
один аргумент. Может быть, хоть он тебе поможет. - Артуро прикоснулся к
моему плечу, пытаясь заглянуть мне в глаза. - Послушай, - сказал он. -
Получается, что среди этого всеобщего безоблачного идиотизма Хулиан, твой
брат, тратил краденые деньги, точно следуя всем несообразностям, придуманным
тобой?
- Мной? - От удивления я встал. - О чем ты... Когда он пришел ко мне,
уже ничего нельзя было поправить. Сначала - я почти в этом уверен -
спекуляции шли удачно. Но, тут же испугавшись, Хулиан наделал глупостей.
Подробностей я почти не знаю. Какие-то подлоги в документах, махинации с
валютой, ставки на скачках...
- Видишь? - выразительно посмотрел на меня Артуро. - Разве можешь ты
нести за это ответственность? Даю тебе пять минут - подумать и привести себя
в надлежащий вид. Буду ждать в баре.

III

Потягивая аперитив, Артуро тщетно пытался отыскать в своем бумажнике
фотографию какой-то женщины.
- Нету, - резюмировал он. - Я потерял ее, не женщину конечно,
фотографию. Мне хотелось показать тебе: в ее лице есть что-то оригинальное,
но не все это замечают. Ведь раньше, пока ты не впал в это сумасшествие, ты
разбирался в подобных вещах.
А я тем временем погружался в воспоминания детства, которые - я это
понимал - будут становиться с каждым новым днем, неделей, месяцем все более
яркими и отчетливыми... Я понимал также, что коварно, может быть,
сознательно искажаю прошлое. В большинстве случаев у меня другого выбора не
было. Мне просто необходимо было - в мимолетном озарении или полубреду -
видеть, как мы с Хулианом, одетые в смешные детские костюмчики, играем в
мокром после дождя саду или деремся в спальне... Хулиан был старше меня, но
слабее. Он был покладистым и добрым, всегда брал мою вину на себя:
трогательно лгал, объясняя, откуда на его лице синяки, оставшиеся от моих
ударов, нес наказание за разбитую мной чашку, за позднее возвращение домой.
Странно, что воспоминания не нахлынули на меня раньше, в первые недели
осеннего отпуска, на пляже; наверно сам того не сознавая, я сдерживал этот
поток барьером газетных сообщений, восстанавливая в памяти те две последние