"Анатолий Онегов. Рыбацкие мотивы (Рыболов-спортсмен. Альманах. Вып. 41) " - читать интересную книгу автора

удилища по борту лодки. Лодки здесь всегда осиновые, долбленые, и каждый
удар по борту такой скорлупки гремит над озером ружейным выстрелом. Тайга
ловит этот выстрел, эхо перекатывается от берега к берегу, и над озером
долго висит настоящая канонада. Таежная тишина не прощает шума и жестоко
мстит навязчивым эхом и разбежавшейся рыбой.
На этом озере нет лодки. Я сделал плот, немного постучал топором и до
вечера так и не смог подкрасться к гулявшей ятве. Сначала ятва была рядом,
но с первым ударом топора по еловой сушине запала, снова показалась не
скоро и далеко от берега и никак не подпускала меня к себе. Вечером я
потрошил крошечных окуньков, колол в сумерках пальцы и ругал озеро... Ругал
за безрыбье, за топкие берега... Потом я все-таки научился не греметь и не
шуметь и наконец подкрался к ятве...
Шест лежал на плоту. Я присел на корточки и ждал, когда ветерок еще
чуть-чуть подгонит мой плот к плескавшейся сорожке. Я сам, удилище,
поплавок, крючок в левой руке - все было напряженным ожиданием... И вот
наконец поплавок успокоился и замер на темной от еловых берегов воде...
Первой была небольшая сорожка, попалась она не сразу. Потом еще и еще.
Сорожки одна за другой исчезали в моем садке, их бурые спинки сливались с
коричневой водой, и рыбки невидимками стояли друг над другом, уткнувшись в
сетку садка...
Я приподнял поплавок, сделал побольше спуск, червь стал опускаться
вниз - тонуть и, не останавливаясь, утащил следом за собой поплавок. Окунь
выплеснулся из воды ходко и испуганно, потом рванулся под плот и успокоился
только в корзинке.
Окуни были очень похожи друг на друга: размер в полторы ладони, темные
полоски и ярко-зеленый отлив чешуи, одинаково резкие рывки под плот. Они
садились на крючок один за другим четко и жадно, будто заранее выстроились
в длинную и нетерпеливую очередь... Но эта очередь вдруг оборвалась - щучья
пасть раскрылась вслед за очередным окунем и уже над водой отобрала у меня
и окуня, и крючок вместе с куском лески.
Мелкая, неторопливая рябь поигрывала вокруг плота, среди этой ласковой
ряби беззаботно плескались небольшие сорожки... А руки у меня, наверное,
тряслись, путалась леска, несколько раз падал на бревна плота металлический
поводок. Наконец все готово, на крючке заходил бойкий живец, и тут же вновь
появилась щука... Рыбина долго кидалась из стороны в сторону, не желая
показаться мне, потом сдалась и покорно вытянулась на плоту.
Следом за щукой живцов стали хватать полосатые страшилища в жестких
роговых латах - таких окуней мне приходилось видеть не часто. Их чешуя
отливала тем же зеленоватым огнем, что и у других окуней поменьше, но вели
они себя куда упрямее, легко крушили мою снасть и уносили с собой в глубину
обрывки лески, казавшейся мне до этого удивительно прочной.
К вечеру ятва редела, опускалась на дно, стихал ветерок, появлялись
первые полосы тумана, и тут же объявлялись комары. Они сваливались на тебя
бесчисленным хищным десантом, и ты, не успев смотать удочки и сложить рыбу
в!корзинку, гнал плот к костру, к густому спасительному дыму.
У костра всегда хотелось долго пить чай, настоящий, таежный, с
брусникой и сахаром вприкуску. А потом так же долго сидеть у догорающего
костра, откинувшись к стволу ели, и вспоминать о чем-нибудь очень хорошем и
большом, где-то оставленном и пока не найденном вновь...