"Рудольф Ольшевский. Поговорим за Одессу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

Через два года фельдшера выслали в Сибирь, как немецкого шпиона. Родись
я немного позже, и никто на земле не оживил бы меня. Судьбу мою с самого
начала будто рассчитала гениальная машина. Рок наступал на пятки.
Может быть в том тоже таинственный знак, что целых десять лет носил я
кличку огнестрельного оружия. К ней так все привыкли, что иначе меня и не
называли, а дворничиха наша тетя Маня, что продавала семечки, а потом ругала
лузгающих их, как-то спросила меня:
- Послушай, Дамский наган, а как зовут тебя на самом деле?
Я уехал из Одессы, как будто убежал от своего прозвища. Семь лет меня
не было во дворе на Соборке. Только через долгие семь лет я вернулся и шел
со своей женой по нашему двору.
Говорят, что в прекрасном одесском оперном театре, который занимает
второе место в мире после венского, есть один недостаток - слабая акустика.
О нашем дворе этого не скажешь. В нашем дворе, если прислушаться, слышно,
где скрипит кровать, где поет вода в клозете, где играет патефон, и
заглушает примуса голос Утесова. Когда у Вильки Пантеры собираются блатные
кореша, то в КГБ на бывшей еврейской, а теперь улице Бебеля, не нужно
никаких подслушивающих устройств. До них доносится песня под гитару
подвыпившей компании: "Отец мой Ленин, а мать Надежда Крупская, А дедушка
Калинин Михаил. Мы жили весело в Москве на Красной площади. Сам Ворошилов
часто в гости к нам ходил". Почти то же самое, что рассказывал мне Феликс
Чуев.
Итак, через семь лет приехал я в Одессу. Мы с женой шли по нашему двору
в жаркий воскресный полдень. Тишина стояла вокруг необыкновенная. Весь дом
купался в море или торговался на Привозе, или неподалеку от нашего двора
спорил в саду на Соборке у фонтана, где каждый день собиралась толпа
обсуждать футбольные новости. "Ой, не говорите мне за Черноморец, это не
команда. А за кого вам говорить? За киевское "Динамо"?" Все из нашего двора
куда-то делись. Только два пацана обливали друг друга возле крана. Им было
лет по пять. Они родились гораздо позже того лета, когда я уехал из этого
города.
Увидев нас, они перестали брызгаться, и один шепотом сказал другому. Он
сказал шепотом, но я услышал, так как в нашем дворе хорошая акустика:
- Нолик, смотри, Дамский Наган приехал.
Это моментально услышала тетя Маня. Она высунулась из окна, якобы
только затем, чтобы крикнуть ребятам:
- Эй, байструки! Оставьте мне в покое водопровод! И тут же забыв про
них, она обернулась к своему мужу, который уже лет тридцать после инсульта
был прикован к постели и каждый день просил свою жену, чтобы когда он умрет,
не про него будет сказано, она его похоронила вертикально, стоя.
- Ося, - просвистела тетя Маня. В оперном театре ее голоса я бы не
услышал. - Ося, Дамский Наган вернулся.
- Что ты говоришь? И какой же у него вид?
- А, на море и обратно. Ты что Дамского Нагана не знаешь? Он привез
свою жену. Ты слышишь, как пахнет ее одеколон?
- Конечно. Я же не глухой. - Долетел до меня его голос. - Наверное
французский.