"Влюбиться в звезду" - читать интересную книгу автора (Лэндон Джулия)

Глава 10

Выбор критика на этой неделе


Согласны вы или нет, но Одри Лару – очередная величайшая поп-звезда Америки (в особенности если учесть, что у нее нет выгодной поддержки «Американ айдол»); трудно не заметить шумихи вокруг ее первого турне по стране. Американская Дива вкладывает в это шоу все, чего хочет публика: пиротехнические эффекты, чувственные танцы и прелестные губки, из которых изливается великолепный голос. Не пропустите ее шоу – оно обязательно поможет вам встряхнуться. (19:30, пятница, зал «Нортроп», Университет Миннесоты. $33-$58.)

«Миннеаполис стар трибьюн».

Критика в блогах

Рецензия на СD-диск Одри Лару «Вне себя»


«Вне себя», третий альбом поп-музыки Одри Лару, выпущен в июле. Ему хватило пороху стать платиновым в первые же две недели продажи. Но на деле это мешанина эмоций, представленных в сбивающей с толку смеси рок– и поп-музыки, и это оставляет слушателя в недоумении, заставляя его задаться вопросом – а знает ли Лару, что она поет? «Возьми меня» – это или попытка Лару спеть душещипательную балладу, или просто стремление пробить себе путь с помощью успешного турне. В песнях «Вне себя» и «На стене» она попеременно то почти визжит, то вдруг сникает до почти полной потери голоса. Лару действительно демонстрирует недюжинный талант в более чувственных номерах «Сладкие мечты» и «Вез тебя», лирические тексты которых заставляют думать и позволяют заметить иную сторону таланта Лару, ту, что не ожидаешь увидеть в подобном турне, где напоказ выставляются поп-музыка и сексуальный танец. Но в этом альбоме поп-музыки не хватает зрелости опытного композитора-песенника и исполнителя, и нет ничего, что отличало бы ее песни от песен других поп-музыкантов, занимающих в рейтинге высокие места. Единственное отличие – это, пожалуй, возраст Лару. Ей двадцать восемь, – а значит, она на пять – семь лет старше, чем большинство ее конкурентов.


Становление звезды?


Обладает ли Одри Лару качествами, из которых создаются звезды? Источники сообщают, что она уже находится под стрессом своего первого турне по стране, «Она швырнула в свою ассистентку журналом, – рассказывает нам источник, – потому что не может справиться с напряжением». Пресс-агент Лару, ветеран Голливуда Мицци Дэвис утверждает, что это просто чушь, «Ничего подобного не было, – заявляет она. – Турне проходит великолепно».

«Ю-эс уикли».

Тот поцелуй у лагуны своей страстностью мог возбудить даже мертвеца, но все равно это было огромной ошибкой, и Джек твердо решил, что черта с два он еще раз допустит подобное.

Откровенно говоря, он и сам не знал, оскорбило его все происшедшее или позабавило. Женщины еще никогда не накидывались на него так, чтобы потом лезть из кожи вон и уверять, что совершили колоссальную ошибку и что такого больше никогда не произойдет, даже если начнется потоп или вообще наступит ад кромешный.

Конечно, не произойдет, потому что он об этом позаботится. Но в одном он точно не ошибался: Одри Лару необходимо заняться сексом. Как следует заняться сексом. Джек надеялся, что ей в этом повезет, потому что он ей в этом точно помогать не намерен.

К счастью, всю первую неделю турне Одри соблюдала дистанцию. Джек и его парни менялись, перемещаясь по всем трем автобусам, но ему удалось ни разу не оказаться в том, где ехала Одри. Они проехали Миннеаполис и Гранд-Рапидс без происшествий – и без поцелуев, и без отвратительных писем. Они с Одри избегали друг друга – увидев, что она приближается, Джек разворачивался в противоположную сторону. Очевидно, она делала то же самое, потому что он редко ее видел, а если и встречал, то обычно рядом с ней находился Казанова, который – как неприязненно отметил Джек – по-прежнему появлялся на сцене, когда Одри вызывали на бис, и исполнял свой отрывок.

Но это Джека не волновало; единственное, что имело значение, – по возможности оставаться для Одри невидимым. Он не хотел быть рядом с ней, не хотел ощущать аромат ее духов и сладкий запах волос. И на всех остановках во время турне ему это отлично удавалось. Работы хватало; он просто не видел Одри до начала шоу. Когда гас свет и дым начинал заполнять сцену, Джек вставал за кулиса ми и смотрел на сцену, на оркестр и на команду помощников – на что угодно, кроме Одри.

Но он не мог не слышать ее голоса, сознание Джека и все его чувства были полны им. Ах, какой у нее голос! Взрывной, мощный и невероятно соблазнительный. От некоторых ее песен Джека мороз по коже пробирал, у других был такой энергичный ритм, что он невольно начинал пристукивать ногой. Но по-настоящему его трогали баллады, завораживающие мелодии любви утраченной и любви выжившей. Он восхищался умением Одри выражать чувства и пытался постичь, как может человек, состоящий, как и он сам, из костей, плоти и крови, создавать столь нереальные звуки.

Джек знал, что Одри предназначена для величия.

Но когда песни умолкали, свет гас и начиналась неизбежная вечеринка после шоу, он искоса поглядывал на Одри, видел, как она, такая красивая, болтает и смеется, и его мысли вновь возвращались туда, на пляж. Или к лагуне. И тогда он ощущал, что трепет в душе усиливается.

Это сводило с ума. Он вовсе не хотел, чтобы подобные мысли затуманивали ему мозг. Он не хотел быть рядом с Одри, не хотел встречаться с ней взглядом, как это иногда случалось – тогда он чувствовал, что между ними что-то пробегает. Джек просто хотел выполнить свою работу и вернуться обратно к собственной жизни, к своей летной школе и к самолету, который остался наполовину разобранным там, в арендованном ангаре в округе Ориндж. Джек просто хотел держать себя в руках, не высовываться, думать только о работе и об электропроводке в самолете, и тогда все будет в порядке.

Так он вел себя постоянно, после того как Дженет Ричардс, девушка, в которую он ужасно влюбился в семнадцать лет, бросила его. Джек с головой погрузился в экстремальные виды спорта – нечто настолько далекое от женщин, насколько это вообще было возможно в пределах планеты Земля.

Всего пара месяцев. А если подсчитывать точно (чего он, разумеется, не делал), то семь недель. В течение семи недель человек может справиться с чем угодно, если захочет.

И он твердо верил в это до Дня обуви.

Началось все с того, что Боннеру вдруг вздумалось сунуть нос в дела Джека. Когда они грузились, собираясь отправиться в Кливленд, Паршивый Клоун отыскал Джека и начал настаивать на том, чтобы он поехал в их автобусе.

– С чего это? – спросил Джек.

– Потому что я застукал вон того твоего парня почти на Кортни, – кивнул Боннер на Теда, – и вовремя его остановил. Ему повезло, что я не стал вызывать копов.

Джек нахмурился:

– Почему он должен отказываться от того, что она предлагает всем вокруг? Если бы ты вызвал копов, она бы и на них повисла.

– Не важно, – отмахнулся Боннер. – Суть в том, что тебе нужно кое-что подкорректировать. В нашем автобусе должен ехать ты, и никто другой.

Джек не хотел ехать в том автобусе – уж лучше пусть его голого привяжут между двумя фонарными столбами.

Поэтому он начал спорить с Боннером, доказывая, что все его парни – обученные, опытные телохранители, а он занимается исключительно координацией их работы. Лукас ничего не желал слушать.

– Мы наняли тебя, старик. Ты и должен с нами ехать, мне кажется, что деньги, которые мы тебе платим, обязывают тебя перейти в наш автобус. Ни с кем другим Одри не чувствует себя в безопасности.

Джек замолчал и прищурился:

– Это она так сказала?

– Слушай, пижон, никто не знает ее так, как я, поверь. А я знаю, о чем говорю.

Паршивый Клоун понятия не имел, о чем говорит, но у Джека не оставалось выбора. Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел прочь от Боннера, чтобы забрать свои вещи и сообщить Теду хорошую новость.

Как, черт побери, он вообще вляпался в эту историю? Что за идиотский мозговой спазм у него случился, почему он вдруг решил, что сможет выдержать это дерьмо? Джек уже начинал думать, что лучше было заработать на свою летную школу в «АЭ», работая, даже если бы ему потребовалось на это сто лет.

А прошла всего неделя. Одна неделя!

Через час он перебрался в главный автобус. Кортни уже встречала его на лесенке, ведущей внутрь. Она широко улыбалась и щедро демонстрировала Джеку свои трусики.

– Привет, красавчик! – промурлыкала Кортни так громко, что Джек подумал – вот и настал ее звездный час. – Я слышала, мы будем соседями по спальням!

– Особенно-то не радуйся, – буркнул он, протискиваясь мимо нее – она даже с места не сдвинулась, чтобы дать ему пройти.

Веселья у Кортни ничуть не убавилось.

– Давай я покажу, где ты будешь спать, – заявила она и провела Джека через маленькое помещение, совмещавшее в себе функции кухни и гостиной, в темный коридорчик, по бокам которого размещались похожие на гробы койки. Вот именно о таком жилье каждый мужчина и мечтает. Джек швырнул сумку на верхнюю койку, повернулся, вышел обратно в так называемую гостиную и сел, вытащив мобильник.

– Что это ты делаешь? – заинтересовалась Кортни, усаживаясь напротив.

– Нужно сделать пару звонков, – ответил Джек и отвернулся, чтобы не любоваться грудями Кортни.

Следующие два часа он ухитрялся полностью избегать взглядов на эти груди. Он поговорил с представителем местной охраны, нанятой для шоу в Кливленде. Здесь придется здорово поработать, как на любом выступлении под открытым небом. Созвонился также со своими друзьями в Лос-Анджелесе.

– Эй, как дела? – весело осведомился Купер.

– По-разному, – ответил Джек.

– Женщины? Или работа? – фыркнув, спросил Купер. Поскольку Джек отозвался не сразу – он не знал, что на это отвечать, – Купер захохотал. – Только не говори, что ты уже успел влипнуть в неприятности!

Джек нахмурился и поспешил сменить тему:

– Есть что-нибудь новенькое?

– Очевидно, женщины.

Джек закрыл глаза.

– По работе, Куп!

– О да. Помнишь Линдси, помощника продюсера из фильма «Война мамочек-наседок»? – спросил Купер. Речь шла о фильме, в котором работали «Анонимные экстремалы», и о женщине, за которой Джек очень пытался ухаживать – но безуспешно.

– Купер! – устало произнес Джек.

– Я так и подумал, что помнишь, – отозвался тот. – В те выходные она вышла замуж.

Джек моргнул.

– За этого молодого режиссера, о котором сейчас все говорят – Сэм Как-его-там. В общем, они вроде встретились на съемочной площадке, и это была любовь с первого взгляда.

– Спасибо за новости, – сказал Джек. – Так что насчет работы?

Купер снова захохотал.

– Не расстраивайся так сильно, дружище! Однажды женщина посмотрит на тебя, минуя все твои очевидные проблемы и фобии, и…

– Купер! – еще раз повторил Джек, гораздо тверже.

– Ну ладно, ладно, – ответил Купер и, преодолев свою веселость, рассказал Джеку о новом фильме, недавно возникшем у них на горизонте, – римейке «Джетсонов».

Повесив наконец трубку – Купер успел еще разок хорошенько его подколоть, – Джек с облегчением увидел, что хотя бы одна его стратегия сработала. Он так долго разговаривал по телефону, что Кортни это надоело и она перебралась в другое помещение – в двух футах от гости-мой, и теперь смотрела через плечо Люси, листавшей какой-то журнал мод.

А тут еще и Фред, парикмахер и стилист Одри, выкатился из одного из гробов и притопал в гостиную и теперь стоял, позевывая и почесывая голый живот. Едва Джек убрал мобильник, влюбленные пташки тоже решили выбраться из уединения дальней спальни.

Первым появился Паршивый Клоун. Джека заворожила его внешность – волосы были тщательно приведены в художественный беспорядок и залиты лаком. Он натянул ни себя джинсы, висевшие низко на бедрах, и выглядел в них натуральным манекеном. Даже майка для бодибилдеров не могла развеять эту иллюзию. Джек много времени провел в Голливуде и видел парней, плативших за то, чтобы выглядеть шикарно, но он еще никогда не видел парня, выглядевшего так, словно тот заплатил за свои внешний вид чересчур дорого.

Следом шла Одри с гитарой. В отличие от пиявки, которую она называла бойфрендом, Одри выглядела совершенно естественной и чертовски хорошенькой. Ненакрашенная, с волосами, собранными на макушке в узел, и несколькими кучерявыми прядками, падавшими на лицо. Она была одета в короткие шорты, намеренно или нет выставляя напоказ пару ножек самой совершенной формы из всех, что Джеку когда-либо доводилось видеть. Еще на ней была майка с надписью «Грюн-Холл, Грюн, Техас», вившейся вокруг рисунка самого старого танцевального зала Техаса.

Боннер тут же занял единственный стоявший отдельно стул – в этом не было ничего удивительного; Одри огляделась и поняла, что в гостиной осталось только одно свободное место – рядом с Джеком. Ее ресницы панически затрепетали; она перевела взгляд на Кортни, сидевшую на высоком стуле, – та, опираясь на локоть, читала журнал вместе с Люси. Одри открыла рот и хотела что-то сказать, но тут же закрыла и искоса посмотрела на Джека.

Он подмигнул.

Одри, не улыбнувшись, осторожно села рядом с ним, старательно пристраиваясь на самом краешке дивана. Она сидела, словно аршин проглотив, и аккуратно держала гитару. Не сказав Джеку ни слова, Одри взяла несколько аккордов. Казалось, она чувствует себя очень неловко.

Перестав играть, Одри подстроила одну струну и взяла еще один аккорд. Джек откинулся назад, положив руку на спинку дивана у нее за спиной, скрестил лодыжки и вытянул ноги, устроив их на табуретке.

Одри опять перестала играть и посмотрела на его ноги. Потом медленно повернула голову и взглянула на Джека.

Он вопросительно выгнул бровь.

– Не буду тебе мешать.

– А кто говорит, что ты мне мешаешь? – Словно в доказательство, она отвернулась, склонилась над гитарой и заиграла какую-то мелодию.

Она спела пару куплетов, и тут вдруг Боннер оторвался от стопки писем и посмотрел на Одри, вслушиваясь в музыку.

– Нет! – заявил он, замотав головой. – Нет! Это слишком утонченно.

– Что? – растерянно переспросила Одри.

– Аккорды слишком утонченные, – повторил Боннер, поворачиваясь так, чтобы смотреть прямо ей в лицо. – Они должны выстреливать, – добавил он. – Нужно что-нибудь сильное и энергичное, чтобы сформировать костяк песни, а не такое нежное. – И чтобы продемонстрировать сказанное, спел несколько «та-да-да-дум».

Со своего места Джек хорошо разглядел, что щеки Одри заливаются краской. Она крепче сжала гриф гитары.

– Но мне нравится нежное, – возразила Одри. – Это у меня получается лучше всего. Это песня о любви, обратившейся в холод. Это не поп-музыка.

– И что? – осведомился Боннер с тактичностью быка. – Ты не на этом делаешь баксы. Мысли в поп-стиле, Одри!

– Я мыслю в поп-стиле, Лукас, но мне нравится писать и другие песни, и…

– Зачем зря тратить время? – перебил ее Боннер и снова вернулся к почте. – У нас и так хватает забот, не добавляй еще.

Он опять занялся почтой, тотчас же забыв про Одри. Она покраснела еще сильнее и посмотрела на группу у стола – там перестали читать журнал, с интересом наблюдая за стычкой между Одри и Лукасом.

Это взбесило Джека. Он заговорил, не думая о том, что делает:

– Почему бы ей не заниматься тем; чем она хочет? Она – звезда и, уж наверное, знает, что делает.

Джек не понял, кто удивился его вопросу больше – Боннер или Одри. Оба посмотрели на него так, словно он окончательно выжил из ума. Наверное, так оно и есть. Что он вообще об этом знает? Единственное, что Джек знал совершенно точно, так это то, что Лукас Боннер выводит его из себя, вызывая желание лупить кулаком в стену.

Именно Боннер ехидно рассмеялся.

– О, так ты теперь еще и музыкальный продюсер, а, техасец? – спросил он, а потом резко подался вперед и впился взглядом в Джека. – Что, черт тебя дери, ты понимаешь в музыке Одри?

– Лукас…

Боннер вскинул руку, обрывая Одри:

– Нет, я в самом деле хочу услышать, что этот парень может сказать о твоей карьере, Одри! Может быть, он обладает каким-нибудь необыкновенным чутьем? Я хочу услышать.

– Господи, Лукас! – простонала Одри.

Джек гортанно засмеялся, медленно выпрямился и наклонился вперед, в точности как Лукас. Их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга.

– Для тебя у меня нет никакого особого чутья, Люк. Только дружеский совет.

– Даже так?

– Да. Советую тебе оставить ее в покое. Одри – вот причина, по которой ты сумел поехать в это большое, шикарное автобусное турне. А не наоборот.

Лукас заморгал. Кто-то на галерке шумно втянул в себя воздух. Краем глаза Джек заметил, что Одри улыбается.

– Ах ты, сукин сын! – прорычал Боннер. – Если ты думаешь, что я не могу расторгнуть контракт и вышвырнуть тебя из этого турне…

– Действуй, – весело произнес Джек. – Ты окажешь мне большую услугу.

– Ах ты, гребаный…

– Лукас! – с отчаянием воскликнула Одри. – О Боже мой, да прекрати же! – Она отложила гитару в сторону. – Все в порядке. Я не хочу сейчас ничего сочинять. Я хочу пройтись по магазинам.

Это заставило Лукаса на минуту забыть про Джека.

– По магазинам? – с недоверием повторил он. – Мы в автобусе, крошка. Когда ты собираешься идти в магазин?

– Она имеет в виду в интернет-магазине, – вмешалась Кортни.

– Нет, я имею в виду Кливленд, – настойчиво произнесла Одри. – Мне нужны новые красные шпильки. Те, в которых я сейчас выхожу на сцену, просто уничтожают мои ноги.

Лукас фыркнул и откинулся на спинку стула.

– Ты не можешь пойти по магазинам.

– Почему? У нас будет время.

– Нет, у меня не будет времени, – возразил Лукас. – Ты вообще представляешь, сколько на меня навалится дел, когда мы приедем?

– Я не говорила про тебя, – сказала Одри, изо всех сил пытаясь казаться веселой. – Я говорила про себя. Если ты беспокоишься, со мной может пойти Кортни.

– О, конечно, Кортни здорово тебе поможет, когда тебя узнают и накинутся целой толпой. Кроме того, где ты собираешься делать покупки? В торговом центре?

– Нет, не в торговом центре. Я уверена, что в Кливленде есть какие-нибудь маленькие модные бутики. Кортни…

– Ты не пойдешь с Кортни! – рявкнул Лукас и резко встал. – Ты вообще никуда не пойдешь!

– Нет, пойду! – решительно заявила Одри.

– Господи, Одри, ты нарочно сводишь меня с ума этим дерьмом? – проворчал Лукас. – Что, такая необходимость идти по магазинам?

– Нет никакой необходимости, Лукас! – отрезала Одри, не сдавая позиций. – Но я хочу! И если я еще не окончательно сошла с ума, то я вовсе не прикована к этому автобусу.

– Хорошо. – Он громко вздохнул. – Иди. Но возьмешь с собой его, – добавил он, показав на Джека.

– Что? Ни под каким видом, – моментально отреагировал Джек. У него дел по горло, а кроме того, он терпеть не мог магазины. Презирал их, не выносил, ненавидел.

– Она не может идти одна! – рявкнул Боннер. – Кто-нибудь должен пойти с ней, а у тебя хватает людей, так что можешь потратить час-другой, чтобы присмотреть за ней! Ты на это согласился, Прайс, – личная безопасность. Думаю, это означает, что ты должен быть там, где она.

– Не знаю, есть ли в этом такая необходимость, – заспорила Одри. На лице ее отразилась паника. – Кортни может…

– Повторяю в последний раз: Кортни не может!

– Эй! – воскликнула Кортни, мгновенно надувшись.

– Нет, Кортни! – отрезал Боннер и за какие-то шесть шагов исчез в дальнем конце автобуса.

Одри смотрела ему вслед, разглаживая ладонями голые колени.

– Не знаю, почему он решил, что я – такой плохой выбор, – продолжала дуться Кортни.

Похоже, это помогло Одри прийти в себя; она огляделась, словно в безуспешных поисках выхода, не нашла, взяла гитару, хмуро направилась в дальний конец автобуса и скрылась в спальне.

Джек лениво подумал, сколько же раз ей приходилось бегать за этой скотиной. Да он вообще не достоин ее внимания! Джек вздохнул, положил ноги на крутящийся стул, с которого встал Боннер, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

Он не пойдет по магазинам.

Семь недель.