"Борис Ильич Олейник "...И я увидел другого зверя", или два года в Кремле " - читать интересную книгу автора

по крайней мере, "национал-коммунист"), но и устно, доверительно, чуть ли не
в семейном кругу. Если первые доносы еще можно было как-то попридержать (а
честных людей и в ЦК было немало), то доверительные, сказанные на ушко,
доходили к адресату. Но я надеялся: ВВ, как человек опытный, рассудительный
разберется, что к чему.
Вскоре мне как-то под вечер позвонил старый друг и полунамеками
предложил "пройтись". Рассказал следующее. На Политбюро, помимо других дел,
рассматривался регламент и предполагаемые выступающие то ли на предстоящей
сессии Верховного Совета, то ли на партийном пленуме. Все шло как обычно. Но
тут среди предполагаемых ораторов кто-то назвал мою фамилию. И вдруг, всегда
сдержанный и осторожный в выражениях, ВВ буквально взорвался. Он кричал: я
же говорил, что этому человеку (т. е. мне) нельзя давать слова. Вы что - не
слышали, что он болтает?! И не только здесь, но и (сиречь в Москве). Мне же
говорил (он назвал фамилию одного из моих коллег), мне же говорил имярек,
что Олейник серьезно свихнут на нацпочве! При этом многозначительно повертел
перстом у виска.
Ошарашенные участники того заседания буквально съежились. Моего старого
друга особенно встревожило то, что сей "диагноз" был выдан Щербицким не в
узком кругу членов ПБ, а в присутствии заведующих отделами.
На сей раз даже мне, тертому, стало не по себе, я вполне осознавал, что
фраза насчет свихнутости, брошенная возможно сгоряча, для особо рьяных
прихлебателей, могла послужить прямым указанием со всеми вытекающими...
Какая-то машина "касается" бортом... "Скорая". Соответствующий укол... А
дальше Вы уже сами знаете. И не исключено - навсегда.
На второй день я был в Москве: в этой ситуации промедление и вправду
смерти подобно. Думаю, что окружение Щербицкого не ожидало от меня такой
прыти. Но больше всего их шокировало и ввело в уныние то обстоятельство, что
я сумел в тот же день передать письмо с изложением "истории вопроса". Я ни
на кого не "капал", а просто сообщил "диагноз", поставленный мне Вашим
сподвижником. И оставил за собой право подать в суд на ВВ.
Вы отреагировали сразу же, наивно спросив через своего помощника, что,
мол, предпринять? Я ответил: а ничего, просто ставлю Вас в известность о
происшедшем, дабы упредить возможную фальшивку из Киева. И не ошибся: утечка
информации была настолько мгновенной, что уже на следующий день, по прибытии
в Киев, я это почувствовал. Меня буквально обхаживали и чуть ли не
заискивали передо мной люди из окружения ВВ.
Видимо, это обстоятельство, так сказать в форме компенсации за
моральный ущерб, в какой-то мере содействовало и тому, что среди других я
попал в число соискателей депутатского мандата от КПСС. То есть, в "красную
сотню", как изволила заметить не по-женски развязная Старовойтова, которая
почему-то самозванно присвоила себе право выступать сразу от имени
нескольких народов и партий.
Хотя и мне было не совсем ясно, зачем создавалась эта сотня? Неужели Вы
боялись "пролететь" на выборах по нормальному округу? Да ведь тогда еще
"руководящая" была настолько сильна, что избрание обеспечивалось на все сто
с лишком процентов!
Говорю это не задним числом, подлаживаясь под нынешнюю конъюнктуру: еще
в период избирательной кампании на вопросы, как отношусь к сей модели, я
оценивал ее однозначно негативно, что можно легко проверить. Это
обстоятельство тоже вызывало какую-то зазубринку касательно Вас. Но я еще